Алексий Мечев Московский старец, в миру отец Алексий Мечев, родился 17 марта 1859 года в благочестивой семье регента кафедрального Чудовского хора. Отец его, Алексей Иванович Мечев, сын протоиерея Коломенского уезда, в детстве был спасен от смерти на морозе в холодную зимнюю ночь святителем Филаретом, митрополитом Московским и Коломенским. В числе мальчиков из семей духовенства Московской епархии, отобранных по критерию достаточной музыкальности, он был привезен поздним вечером в Троицкий переулок на митрополичье подворье. Когда дети ужинали, владыка митрополит вдруг встревожился, быстро оделся и вышел осмотреть прибывший обоз. В одних санях он обнаружил спящего мальчика, оставленного там по недосмотру. Увидев в этом Промысл Божий, митрополит Филарет отметил особым вниманием и попечением спасенного им ребенка, постоянно заботился о нем, а в дальнейшем и о его семье.
Рождение отца Алексия произошло при знаменательных обстоятельствах. Мать его, Александра Дмитриевна, при наступлении родов почувствовала себя плохо. Роды были трудные, очень затянулись, и жизнь матери и ребенка оказалась в опасности. В большом горе Алексей Иванович поехал помолиться в Алексеевский монастырь, где по случаю престольного праздника служил митрополит Филарет. Пройдя в алтарь, он тихо встал в стороне, но от взора владыки не укрылось горе любимого регента. «Ты сегодня такой печальный, что у тебя?», — спросил он. — «Ваше Высокопреосвященство, жена в родах умирает». Святитель молитвенно осенил себя крестным знамением. — «Помолимся вместе... Бог милостив, все будет хорошо», — сказал он; потом подал ему просфору со словами: «Родится мальчик, назови его Алексеем, в честь празднуемого нами сегодня святого Алексия, человека Божия». Алексей Иванович ободрился, отстоял литургию и, окрыленный надеждой, поехал домой. В дверях его встретили радостью: родился мальчик.
В двухкомнатной квартирке в Троицком переулке в семье регента Чудовского хора царила живая вера в Бога, проявлялось радушное гостеприимство и хлебосольство; здесь жили радостями и горестями каждого, кого Бог привел быть в их доме. Всегда было многолюдно, постоянно останавливались родные и знакомые, которые знали, что им помогут и утешат.
Всю жизнь отец Алексий с благоговением вспоминал о самоотверженном поступке матери, которая взяла к себе свою сестру с тремя детьми после смерти ее мужа, несмотря на то, что и самим было тесно с тремя своими детьми — сыновьями Алексеем и Тихоном и дочерью Варварой. Для детей пришлось соорудить полати. Среди родных и двоюродных братьев и сестер Леня, как звали Алексея в семье, выделялся мягкосердечием, тихим, миролюбивым характером. Он не любил ссор, хотел, чтобы всем было хорошо; любил развеселить, утешить, пошутить. Все это выходило у него благочестиво. В гостях, в разгар игр в детских комнатах, Леня вдруг становился серьезен, быстро удалялся и прятался, замыкаясь в себе от шумного веселья. Окружающие прозвали его за это «блаженный Алешенька».
Учился Алексей Мечев в Заиконоспасском училище, затем в Московской духовной семинарии. Он был старательным, исполнительным, готовым на всякую услугу. Оканчивая семинарию, так и не имел своего угла, столь необходимого для занятий. Чтобы готовить уроки, часто приходилось вставать ночью.
Вместе со многими товарищами по классу Алексей Мечев имел желание поступить в университет и сделаться врачом. Но мать решительно воспротивилась этому, желая иметь в нем молитвенника. «Ты такой маленький, где тебе быть доктором, будь лучше священником», — заявила она с твердостью. Тяжело было Алексею оставить свою мечту: деятельность врача представлялась ему наиболее плодотворной в служении людям. Со слезами прощался он с друзьями, но пойти против воли матери, которую так уважал и любил, он не мог. Впоследствии батюшка понял, что обрел свое истинное призвание, и был очень благодарен матери. По окончании семинарии Алексей Мечев был 14 октября 1880 года определен псаломщиком Знаменской церкви Пречистенского сорока на Знаменке. Здесь ему суждено было пройти тяжелое испытание. Настоятель храма был человек крутого характера, неоправданно придирчивый. Он требовал от псаломщика выполнения и таких обязанностей, которые лежали на стороже, обходился грубо, даже бил, случалось, и кочергой замахивался. Младший брат Тихон, посещая Алексея, нередко заставал его в слезах. За беззащитного псаломщика вступался иногда диакон, а тот все сносил безропотно, не высказывая жалоб, не прося о переводе в другой храм. И впоследствии благодарил Господа, что он дал ему пройти такую школу, а настоятеля отца Георгия вспоминал как своего учителя. Уже будучи священником, отец Алексий, услышав о смерти отца Георгия, пришел на отпевание, со слезами благодарности и любви провожал его до могилы, к удивлению тех, кто знал отношение к нему почившего.
Потом отец Алексий говорил: когда люди указывают на недостатки, которые мы сами за собой не замечаем, они помогают нам бороться со своим «яшкой». Два у нас врага: «окаяшка» и «яшка» — батюшка называл так самолюбие, человеческое «я», тотчас заявляющее о своих правах, когда его кто волей или неволей задевает и ущемляет. «Таких людей надо любить как благодетелей», — учил он в дальнейшем своих духовных детей.
В 1884 году Алексий Мечев женился на дочери псаломщика восемнадцатилетней Анне Петровне Молчановой. В том же году, 18 ноября, был рукоположен епископом Можайским Мисаилом во диакона. Сделавшись служителем алтаря, диакон Алексий испытывал пламенную ревность о Господе, а внешне проявлял величайшую простоту, смирение и кротость. Брак его был счастливым. Анна любила мужа и сочувствовала ему во всем. Но она страдала тяжелым заболеванием сердца, и здоровье ее стало предметом его постоянных забот. В жене отец Алексий видел друга и первого помощника на своем пути ко Христу, он дорожил дружескими замечаниями жены и слушал их так, как иной слушает своего старца; тотчас стремился исправлять замеченные ею недостатки.
В семье родились дети: Александра (1888), Анна (1890), Алексей (1891), умерший на первом году жизни, Сергей (1892) и Ольга (1896).
19 марта 1893 года диакон Алексий Мечев был рукоположен епископом Нестором, управляющим московским Новоспасским монастырем, во священника к церкви Николая Чудотворца в Кленниках Сретенского сорока. Хиротония состоялась в Заиконоспасском монастыре. Церковь Николая Чудотворца в Кленниках на Маросейке была маленькой, и приход ее был очень мал. В непосредственной близости высились большие, хорошо посещаемые храмы.
Став настоятелем одноштатной церкви Святителя Николая, отец Алексий ввел в своем храме ежедневное богослужение, в то время как обычно в малых московских храмах оно совершалось лишь два-три раза в седмицу.
Приходил батюшка в храм почти с пяти часов утра, сам и отпирал его. Благоговейно приложившись к чудотворной Феодоровской иконе Божией Матери и другим образам, он, не дожидаясь никого из причта, готовил все необходимое для Евхаристии, совершал проскомидию. Когда же подходил установленный час, начинал утреню, за которой нередко сам читал и пел; далее следовала литургия. «Восемь лет служил я литургию каждый день при пустом храме, — рассказывал впоследствии батюшка. — Один протоиерей говорил мне: "Как ни пройду мимо твоего храма, все у тебя звонят. Заходил в церковь — пусто... Ничего у тебя не выйдет, понапрасну звонишь"». Но отец Алексий этим не смущался и продолжал служить. По действовавшему тогда обычаю москвичи говели раз в году Великим постом. В храме же «Николы-Кленники» на улице Маросейке можно было в любой день исповедаться и причаститься. Со временем это стало в Москве известно. Описан случай, когда стоявшему на посту городовому показалось подозрительным поведение неизвестной женщины в очень ранний час на берегу Москвы-реки. Подойдя, он узнал, что женщина пришла в отчаяние от тягот жизни, хотела утопиться. Он убедил ее оставить это намерение и пойти на Маросейку к отцу Алексию. Скорбящие, обремененные горестями жизни, опустившиеся люди потянулись в этот храм. От них пошла молва про его доброго настоятеля.
Жизнь духовенства многочисленных малых приходов того времени была материально тяжела, плохими часто бывали и бытовые условия. Маленький деревянный домик, в котором помещалась семья отца Алексия, был ветхим, полусгнившим; стоявшие вплотную соседние двухэтажные дома затеняли окна. В дождливое время ручьи, сбегая вниз с Покровки и Маросейки, текли во двор храма и в подвал домика, в квартире всегда было сыро.
Матушка Анна Петровна тяжело болела. У нее началась сердечная водянка с большими отеками и мучительной одышкой. Скончалась Анна Петровна 29 августа 1902 года в день усекновения главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. В то время очень близкая отцу Алексию купеческая семья (Алексей и Клавдия Беловы) пригласила к себе домой приехавшего в Москву праведного отца Иоанна Кронштадтского, с которым находилась в контакте по делам благотворительности. Сделано же это было для встречи с ним отца Алексия.
«Вы пришли разделить со мной мое горе?», — спросил отец Алексий, когда вошел отец Иоанн. — «Не горе твое я пришел разделить, а радость, — ответил отец Иоанн. — Тебя посещает Господь. Оставь свою келью и выйди к людям; только отныне и начнешь ты жить. Ты радуешься на свои скорби и думаешь: нет на свете горя больше твоего... А ты будь с народом, войди в чужое горе, возьми его на себя, и тогда увидишь, что твое несчастье незначительно в сравнении с общим горем, и легче тебе станет».
Благодать Божия, обильно почивающая на Кронштадтском пастыре, по-новому осветила жизненный путь отца Алексия. Указанное ему он принял как возложенное на него послушание. К восприятию благодати старчества он был, несомненно, подготовлен многими годами поистине подвижнической жизни.
Искавших в маросейском храме помощи, надломленных тяжелыми обстоятельствами, взаимной неприязнью, погрязших во грехах, забывших о Боге отец Алексий встречал с сердечной приветливостью, любовью и состраданием. В душу их вселялись радость и мир Христов, проявлялась надежда на милость Божию, на возможность обновления души, проявляемая по отношению к ним любовь вызывала у каждого ощущение, что его больше всех полюбили, пожалели, утешили.
Отец Алексий получил от Бога благодатный дар прозорливости. Приходившие к нему могли видеть, что ему известна вся их жизнь, как ее внешние события, так и их душевные устремления, мысли. Раскрывал он себя людям в разной степени. По своему глубокому смирению всегда стремился не показывать полноты этого дара. О каких-либо подробностях, деталях еще неизвестной собеседнику ситуации он обычно говорил не напрямик, а якобы рассказывая об имевшем недавно место аналогичном случае. Указание, как поступить в конкретном деле, батюшка высказывал только раз. Если пришедший возражал, настаивал на своем, то отец Алексий устранялся от дальнейшего разговора, не объяснял, к чему приведет неразумное желание, даже не повторял первоначально сказанного. Мог иногда дать и требуемое от него благословение. Лицам же, пришедшим с покаянным чувством и преисполненным доверия, он оказывал молитвенную помощь, предстательствуя за них перед Господом об избавлении от трудностей и бед.
Отец Алексий получил известность как добрый батюшка, к которому следует обращаться в трудные для семьи моменты. Не в правилах его было читать наставления, обличать, разбирать чьи-нибудь дурные поступки. Он умел говорить о моральных аспектах семейных ситуаций, не затрагивая болезненного самолюбия находившихся в конфликте сторон. И его приглашали на требы в критические моменты. Приезжая в готовую развалиться семью, батюшка приносил в нее мир, любовь и всепрощающее понимание всех и каждого. Он не порицал никого, не укорял, а старался, приводя яркие случаи ошибок и заблуждений, доводить слушающих до сознания своей вины, вызывать у них чувство раскаяния. Это рассеивало тучи злобы, и виноватые начинали чувствовать в своих поступках неправоту. Надлежащее понимание нередко наступало не сразу, но позже, когда человек, вспоминая слова отца Алексия и глубже заглядывая в свою смягчившуюся душу, мог наконец увидеть, что его рассказы имели прямое к нему отношение, и понять, какой новый путь он для него намечал.
В нижнем жилом этаже храма батюшка открыл начальную церковно-приходскую школу, а также устроил приют для сирот и детей неимущих родителей. Дети осваивали там и полезные для них ремесла. В течение 13-ти лет отец Алексий преподавал детям Закон Божий в частной женской гимназии Е. В. Винклер. Благословив на писание икон свою духовную дочь Марию, пришедшую к нему в храм девочкой-подростком вскоре после смерти отца, батюшка способствовал этим возрождению в дальнейшем древнерусской иконописи, которая находилась в забвении несколько столетий, уступив место живописи.
Богослужения в храме отец Алексий стал совершать в ту пору не только утром, но и вечером (вечерню и утреню).
Проповеди батюшки были просты, искренни, они не отличались красноречием. То, что он говорил, трогало сердце глубиной веры, правдивостью, пониманием жизни. Он не пользовался ораторскими приемами, сосредоточивал внимание слушателей на евангельских событиях, житии святых, сам оставаясь полностью в тени.
Молитва отца Алексия никогда не прекращалась. На своем примере батюшка показал, что при житейском шуме и суете города можно быть далеким от всего земного, иметь непрестанную молитву, чистое сердце и предстоять Богу еще здесь, на земле.
Когда его спрашивали, как наладить жизнь прихода, он отвечал: «Молиться!» Призывал своих духовных чад молиться за панихидами: «Еще раз ты войдешь в соприкосновение с усопшими... Когда предстанешь перед Богом, все они воздвигнут за тебя руки, и ты спасешься».
Число молящихся в храме все увеличивалось. Особенно после 1917 года, когда отошедшие от Церкви, испытав многочисленные беды, устремились в храмы в надежде на помощь Божию. После закрытия Кремля часть прихожан и певчих Чудова монастыря перешла по благословению владыки Арсения (Жадановского) в храм отца Алексия. Появилось немало молодежи, студентов, которые увидели, что революция вместо обещанных благ принесла новые бедствия, и теперь стремились постичь законы духовной жизни.
В эти годы начали служить на Маросейке получившие образование ревностные молодые священники и диаконы, в их числе сын отца Алексия отец Сергий Мечев, рукоположенный во иерея в Великий четверток 1919 года. Они помогали и в проведении лекций, бесед, в организации курсов по изучению богослужения. Но нагрузка на отца Алексия все возрастала. Слишком многие желали получить его благословение на какое-либо дело, выслушать его совет. Батюшке приходилось и раньше принимать часть приходящих в своей квартире в домике причта, построенном перед Первой мировой войной известным издателем И. Д. Сытиным. Теперь же можно было видеть нескончаемые очереди у дверей домика, летом приезжие оставались ночевать во дворе храма.
Велико было смирение отца Алексия. Никогда не обижался он ни на какие грубости по отношению к себе. «Я что?.. Я — убогий...» — говаривал он. Однажды, заставив духовную дочь вспомнить на исповеди, что она плохо говорила о своей родственнице и не придала этому значения, он сказал ей: «Помни, Лидия, что хуже нас с тобою во всем свете никого нет».
Сторонился батюшка проявлений по отношению к себе знаков почтения, уважения, избегал пышных служб, а если приходилось участвовать, то старался встать позади всех. Тяготился наградами, они обременяли его, вызывая у него глубокое, искреннее смущение.
По хлопотам чудовских сестер в 1920 году Святейший Патриарх Тихон удостоил батюшку награды — права ношения креста с украшениями. Священники и прихожане собрались вечером в храм, чтобы поздравить его. Отец Алексий, обычно улыбчивый, радостный, выглядел встревоженным и огорченным. После краткого молебна он обратился к народу с сокрушением, говоря о своем недостоинстве, и, заливаясь горькими слезами, просил прощения и поклонился в землю. Все увидели, что, принимая эту награду, он действительно чувствовал себя недостойным ее. Истинными духовными друзьями отца Алексия были современные ему оптинские подвижники — старец иеросхимонах Анатолий (Потапов) и скитоначальник игумен Феодосий. Отец Анатолий приезжавших к нему москвичей направлял к отцу Алексию. Старец Нектарий говорил кому-то: «Зачем вы ездите к нам? У вас есть отец Алексий». Отец Феодосий, приехав как-то в Москву, посетил маросейский храм. Был за богослужением, видел, как идут вереницы исповедников, как истово и долго проходит служба, подробно совершается поминовение, как много людей ожидает приема. И сказал отцу Алексию: «На все это дело, которое вы делаете один, у нас бы в Оптиной несколько человек понадобилось. Одному это сверх сил. Господь вам помогает». Святейший Патриарх Тихон, который всегда считался с отзывом батюшки в случаях хиротонии, предложил ему взять на себя труд по объединению московского духовенства. Заседания проходили в храме Христа Спасителя, но по условиям того времени вскоре были прекращены. Отношение духовенства к батюшке было весьма различно. Многие признавали, его авторитет, часть пастырей была его духовными детьми и последователями, но немало было и тех, кто критиковал его.
В последних числах мая по новому стилю 1923 года отец Алексий поехал, как и в прошлые годы, отдыхать в Верею, отдаленный городок Московской области, где у него был маленький домик. Перед отъездом служил в маросейском храме свою последнюю литургию, прощался с духовными детьми, уходя, простился с храмом. Скончался отец Алексий в пятницу 9/22 июня 1923 года. Последний вечер он был радостен, ласков со всеми, вспоминал отсутствующих, особенно внука Алешу. Смерть наступила сразу же, как только он лег в постель, и была мгновенной. Гроб с телом отца Алексия был доставлен в храм Николая Чудотворца в Кленниках на лошади в среду 14/27 июня в девятом часу утра. Церковные общины Москвы во главе со своими пастырями приходили одна за другой петь панихиды и прощаться с почившим. Это длилось до самого утра следующего дня, чтобы дать возможность всем пришедшим помолиться. Служили вечером две заупокойные всенощные: одну в церкви и другую во дворе. Литургию и отпевание совершал во главе сонма духовенства архиепископ Феодор (Поздеевский), настоятель Данилова монастыря, — об этом просил в своем письме незадолго до смерти отец Алексий. Владыка Феодор находился тогда в тюрьме, но 7/20 июня был освобожден и смог исполнить желание батюшки.
Всю дорогу до кладбища пелись пасхальные песнопения. Проводить отца Алексия в последний путь прибыл на Лазаревское кладбище исповедник Христов Святейший Патриарх Тихон, только что освобожденный из заключения. Он был восторженно встречен толпами народа. Исполнились пророческие слова батюшки: «Когда я умру — всем будет радость». Литию служил архимандрит Анемпо-дист. Святейший благословил опускаемый в могилу гроб, первый бросил на него горсть земли.
Отец Алексий говорил при жизни своим духовным чадам, чтобы они приходили к нему на могилку со всеми своими трудностями, бедами, нуждами. И многие шли к нему на Лазаревское кладбище.
Через десять лет в связи с закрытием Лазаревского кладбища останки отца Алексия и его жены были перенесены 15/28 сентября 1933 года на кладбище «Введенские горы», именуемое в народе Немецким. Тело отца Алексия было в ту пору нетленным. Лишь на одной из ног нарушился голеностопный сустав и отделилась стопа.
Все последующие десятилетия могила отца Алексия была, по свидетельству администрации кладбища, самой посещаемой. Благодаря рассказам о полученной помощи, а позднее и публикациям, множество людей узнали об отце Алексии и, прося его заступничества в своих бедах и трудных житейских обстоятельствах, бывали утешены батюшкой.
Регулярно приходилось добавлять земли в могильный холмик, так как прибегавшие к помощи отца Алексия уносили ее с собой...
В первую годовщину смерти отца Алексия маросейская община предложила всем, кто пожелает, написать о своих встречах с батюшкой, на что многие откликнулись. Воспоминания эти были неравноценны; но в некоторых из них засвидетельствованы случаи прозорливости, примеры чудес, знамений и молитвенной помощи старца. У одной женщины из Тулы пропал единственный сын. Полгода не было от него вестей; мать была в тяжелом стоянии. Кто-то посоветовал ей обратиться к отцу Алексию.
Она приехала в Москву, пришла прямо в храм Николая Чудотворца в Кленниках и в конце литургии вместе со всеми пошла прикладываться ко кресту. Еще несколько молящихся отделяло ее от батюшки, которого она в первый раз видела, когда он протянул ей крест через головы шедших впереди нее и внушительно сказал: «Молись как за живого». От неожиданности растерявшись, она смутилась и постеснялась подойти вторично. Не имея сил успокоиться, обратилась к священнику, хорошо знавшему батюшку, и тот привел ее к нему домой. Едва она вошла в комнату и взяла благословение, как батюшка, не слышав еще ни одного ее слова, а она от волнения и душивших ее слез не могла говорить, взял ее за плечо и с любовыо и лаской смотря ей в глаза, промолвил: «Счастливая мать, счастливая мать! О чем ты плачешь? Тебе говорю: он жив!» Затем, подойдя к письменному столику, начал перебирать лежавшие на нем бумажные иконочки, приговаривая: «Вот тоже на днях была у меня мать: все о сыне беспокоится, а он преспокойно служит в Софии на табачной фабрике. Ну, Бог благословит», — и с этими словами благословил ее иконочкой. Это было на Светлой неделе. В конце сентября она получила от сына из Болгарии письмо, где он сообщал, что служит в Софии на табачной фабрике.
Ольга Серафимовна, человек из высших слоев общества, глубоко верующий и церковный, была начальницей приюта для сирот, состоявшего под попечительством Великой княгини Елизаветы Федоровны. Часто бывала она в храме Николая Чудотворца в Кленниках у батюшки отца Алексия. И он бывал по ее приглашению в приюте. Однажды вместе с нею собралась к обедне в этот храм одна из ее подчиненных служащих, смотрительница приюта. После литургии, подходя к кресту, Ольга Серафимовна подумала: «А что, если батюшка скажет мне сейчас что-нибудь такое, что уронит мое достоинство и авторитет в глазах моей подчиненной?» Опасаясь этого, она предложила своей сослуживице пойти впереди нее, но та не захотела. Увидев Ольгу Серафимовну, батюшка высоко поднял крест и, широким твердым жестом благословляя ее, громко, отрывисто произнес: «Ольга!.. Мудрая!..» — потом, нагнувшись к самому ее уху, шепотом ласково добавил: «Дура, это я только для других сказал...» —и, с обычной благостной улыбкой посмотрев на нее, продолжал давать крест подходившим.
Однажды к батюшке на прием привели мальчика, приучившегося красть. Батюшка, сам отворивший дверь и еще ничего не слышавший о нем, строго ему сказал: «Ты зачем крадешь? Нехорошо красть».
Одна дама, по имени Вера, прислуживавшая в церкви, получила разрешение повидать батюшку во время его болезни. По дороге к нему она все думала: «Господи! Что мне делать, ведь у меня две сестры, обе нетрудоспособные, я их содержу, что же будет с ними, когда я умру?..» Только она вошла в комнату батюшки, он встретил ее словами: «Ах ты, Вера, да без веры, а еще косынку носишь, сестра церковная. Что ты все на себя берешь, предоставить Богу ничего не хочешь? Нет, ты вот что, оставь все эти сомнения за порогом и верь, что Бог лучше тебя сохранит твоих сестер».
Одна женщина пришла спросить у батюшки, не выйти ли ей замуж. Муж ее попал в плен к немцам в войну 1914 года. С тех пор прошло почти 9 лет, и нет о нем никаких вестей, к ней же сватается очень хороший человек. Вместо ответа батюшка рассказал: «Вот, дорогие, какие бывают случаи: одна женщина пришла ко мне и говорит: "Батюшка, благословите меня замуж выйти, так как мой муж много лет в плену и его, по-видимому, нет в живых. А сватается за меня очень хороший человек". Я ее не благословил, а она все же вышла замуж. Только повенчалась, через восемь-девять дней возвращается ее муж из плена. И вот два мужа, и с ними жена пришли разрешить вопрос, чья же она теперь жена. Вот какие бывают случаи...» Спрашивавшая испугалась и решила подождать, а через несколько дней неожиданно вернулся ее муж.
После молебна в среду подошла к батюшке женщина, упала ему в ноги и, рыдая, начала кричать: «Батюшка, помогите! Батюшка, спасите! Не могу больше жить на свете: последнего сына на войне убили», — и начала биться головой о подсвечник, что у иконы святителя Николая. Подойдя, батюшка обратился к ней с такими словами: «Что ты делаешь, разве можно так отчаиваться. Вот великий заступник и молитвенник наш перед Господом». И, помогая ей подняться на ноги, тотчас начал молебен святителю Николаю, а ей сказал: «Сделай три земных поклона. Молебен тебе стоять некогда. Я уж за тебя помолюсь один, а ты поезжай скорей домой, там тебя ждет великая радость». И женщина, ободренная батюшкой, побежала домой. На другой день, во время ранней литургии, которую совершал отец Алексий, шумно вбежала вчерашняя посетительница. Она желала как можно скорее увидеть батюшку, повторяя взволнованным голосом: «А где же батюшка?» Сообщила, что, придя вчера домой, она нашла на столе телеграмму от сына, в которой говорилось, чтобы она немедленно приехала на вокзал для встречи его. «Да вот он и сам идет», — указала она на входившего в тот момент молодого человека. Батюшка был вызван из алтаря. С рыданием упала перед ним женщина на колени и просила отслужить благодарственный молебен.
Великим постом после молебна подходит к отцу Алексию женщина: «Батюшка, помогите, скорби совсем замучили. Не успеешь пять проводить, как уж девять навстречу». Батюшка, пристально взглянув ей в лицо, спросил: «А давно ли ты причащалась?» Не ожидая такого вопроса, женщина смутилась и сбивчиво начала говорить: «Да вот недавно, батюшка, говела...» — «А как недавно? — повторил вопрос батюшка, — годика четыре уже будет?» — «Да нет, батюшка, я вот только прошлый год пропустила, да позапрошлый нездорова была». — «А перед этим годом ты в деревне была? Вот тебе и четыре года». Поняв, что батюшке известна вся ее жизнь, она стала перед ним на колени, прося прощения. «А что же ты у меня просишь? — заметил батюшка, — проси у Бога, Которого ты забыла. Вот потому-то тебя и скорби одолели».
Отец Сергий Дурылин, став с весны 1921 года настоятелем часовни Боголюбской иконы Божией Матери, продолжал служить на Маросейке в определенный день недели. Он рассказал, что в один из этих дней в 1922 году в храм пришла женщина, которая много плакала и поведала о себе, что она из Сибири, из города Тобольска. Во время гражданской войны у нее пропал сын; не знала она, жив он или мертв. Однажды, особенно наплакавшись в молитве к преподобному Серафиму и изнемогши от слез, она увидела во сне самого преподобного. Он рубил топориком дрова и, обернувшись, сказал: «А ты все плачешь? Поезжай в Москву на Маросейку к отцу Алексию Мечеву. Сын твой найдется». И вот та, которая в Москве никогда не бывала, имени отца Алексия не слыхала, решилась на такой далекий и по тем временам трудный путь. Ехать приходилось то в товарном, то в пассажирском поезде. Бог знает, как добралась она. Нашла Маросейку, церковь и батюшку, на которого ей указал преподобный Серафим. Слезы радости и умиления текли по ее лицу. Уже после кончины батюшки стало известно, что эта женщина нашла тогда своего сына.
Имеется множество свидетельств благодатной помощи в различных нуждах по молитвам к старцу. Много таких случаев было отмечено при восстановлении храма на Маросейке. В дни памяти батюшки несколько раз неожиданно приходила помощь в оформлении документов, в срочных делах по ремонтным работам в храме и церковном домике; поступали пожертвования. На опыте известно, что когда в скорби обращаются к нему: «Батюшка отец Алексий, помоги», — помощь приходит очень скоро, отец Алексий стяжал от Господа великую благодать молиться за тех, кто к нему обращается.
На Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года старец в миру протоиерей Алексий Мечев был причислен к лику святых Русской Православной Церкви для общецерковного почитания.
В настоящее время мощи преподобного Алексия Мечева находятся в Москве в храме святителя Николая в Кленниках.
Нехорошие мысли нападали... мало молилась, наверное. Гнать их надо. Как только начнутся мысли нехорошие, если одна, начинай молиться, а если не одна, бери какую-нибудь книгу серьезную или начинай какое-нибудь дело.
Легкомыслие пора отбросить, надо относиться ко всему серьезно.
Поставь строгий порядок у себя во всем: такое-то время – заниматься, в такое-то – читать и т. д. Если пойти нужно куда, отчего не пойти, почитать – отчего не почитать, а так чтобы во всем был порядок.
Батюшка находил в этом что-то нужное, необходимое. Живя в семье, хотя мне никто ни в чем не препятствовал, я не умела уложить себя в какие-то рамки, не умела установить этого порядка. Встречные препятствия заставляли отступать, а главное, не видела я сама в этом установлении порядка чего-то необходимого, в то же время хотелось, чтобы батюшка сам дал мне какое-либо дело, чтобы мне нести какой-либо (внешний) "подвиг", и просила об этом батюшку. Сначала он ничего не ответил, а когда спрашивал, установила ли я у себя в жизни порядок, отвечала, что никак не получается. Он молча выслушивал, не упрекал никогда, а на просьбу дать мне "подвиг" ласково заметил: "Да вот я тебе говорю – установи порядок, а ты мне все говоришь, что я не могу". Только тут открылись у меня глаза, и я увидела в своем легком отношении к этому слову батюшки непослушание, несерьезность; не придавала я особого значения простому и, казалось, вскользь сказанному, "странному" требованию порядка. Он же, оказывается, смотрел на это как на своего рода подвиг для моего характера. И после опять батюшка напоминал об этом очень серьезно. "Порядок установи непременно... А то я вон раньше тоже принимал всех всегда, а теперь меня заставили сократить прием, так я сам вижу, как я много сделал".
– Надо маму успокаивать, не доводить до нее ничего. Почтительность к ней есть первая обязанность. И каждый вечер непременно проверяй себя. Ну, уж если провалишься, то положи три поклончика Божией Матери, проси у Нее прощения.
Мысли нехорошие гони чтением, труд физический тут нужен. Представляй себя на Голгофе, вот крест пред тобой (батюшка протянул руки в стороны)... кровь течет... Говори мыслями: духовный отец, мол, мне не велел вас слушать.
– Очень много вижу в себе гадкого. – А вот жизнь нам для того и дана, чтобы все это из себя выгнать. – Кажется, что милосердие Божие скоро кончится... – Милосердие Божие неизреченно. – Батюшка, я хотела сегодня не причащаться. – Почему, ты ведь исповедывалась? – Так, я очень нехорошая... – Ну, это не твое дело... – Батюшка, мне хочется быть кроткой и смиренной. – А кто же тебе не велит?.. – Батюшка, можно мне сегодня не причащаться? – Почему? – Так, сердце очень нечисто. – А когда оно у тебя будет чисто-то? – Нехороший сон видела... – Это бывает от неумеренности в пище, от пустых разговоров; а так как это у тебя всегда бывает, то ты всегда себе и жди этого... Как проснешься, сейчас же вставай, не накрывайся одеялом. То, за что взялся, нужно делать во что бы то ни стало.
– Как держаться золотой середины, чтобы не быть угрюмой и излишне веселой? – Когда видишь, что около тебя человек унывает, придешь, например, к ... видишь, что она нос повесила (батюшка пальчиком слегка ударил мне по носу), тогда надо взять себя в руки, быть веселой, ободрить другого, а если идет все гладко, то надо говорить о серьезном, а не болтать; вообще заботиться о пользе других и делать все на пользу другим; и не только дела так располагать, но и слова; если, например, видишь что все говорят, ну, давай, мол, я и скажу, а это что же?.. Прежде чем сказать, нужно подумать, Христа можно вспомнить, как бы Он тут поступил, и потом, как совесть твоя говорит, так и делать и говорить; вот и будет золотая середина.
На пасхальной седмице не надо читать Псалтири, а вместо вечерних и утренних молитв полагаются часы. "Когда же оканчивать чтение Псалтири?" Батюшка с улыбкой неуверенно заметил: "Кажется, в среду заканчивается Псалтирь..." (Знаток устава; так велико было смирение батюшки.)
Все чтобы было по порядку, и для еды должно быть определенное время, а если ты поздно пришла и тебе хочется есть, то, конечно, можно, ешь сколько там тебе надо. А вообще, чтобы был порядок.
Человек, истинно любящий, забывает себя совершенно, забывает, что он существует, он думает только о том, как бы другого-то спасти. Надо стараться, чтобы не только действиями, но и даже словами не соблазнять другого.
Изволь, изволь бывать в церкви.
(На то, что нет времени для чтения.) "Ну это ты что-то там... а вот я тебе вменяю в обязанность читать..."
Причащаться можешь каждую неделю, только воздерживайся от главного греха.
Знаешь свой долг, и нужно его спокойно и твердо исполнять. "Иисусову молитву" читать нужно. Как о любимом предмете всегда человек думает, так и о Господе должен он думать и носить Его в своем сердце.
– Как приобрести любовь к Богу? – Чаще надо вспоминать, что сделал для нас Господь и что Он делает. Все, и житейские дела, надо освящать Христом, а для этого "Молитва Иисусова". Как хорошо и радостно, когда солнышко светит, точно так же хорошо и радостно будет на душе, когда Господь будет в сердце нам все освящать.
Часто бывает хорошо и чувствуешь, что прямо идешь, потом вдруг исчезает такое настроение, и никак не попадешь на него. – Ну хорошо, хорошо... значит, и заснешь под это хорошо.
Под понятием "заснешь" батюшка имел в виду всегда потерю трезвения и духовной бодрственности над собой.
Как-то за всенощной буря всевозможных самых противоположных мыслей и чувств волновала все мое существо; подхожу к праздничной иконе (за каноном). Батюшка помазывает елеем, вглядывается и шепотом, неуверенно спрашивает: "Спишь, никак?".
Надо помнить, что если Господь всегда смотрит на меня, ведь Он все знает, так как же я поступлю против Него.
Иногда жаждешь всей душой соединения с Господом в таинстве святого Причащения, но останавливает мысль, что недавно причащалась... – Это значит – Господь касается сердца, так что тут уже все эти рассуждения не уместны.
Думается, нужно установить порядок жизни: спать рекомендуется семь часов в сутки (я спала не больше пяти-шести часов), ну, если встанешь в семь часов – значит, отсчитай семь часов назад и ложись так уж; а то это влияет на здоровье. Позже я обратила внимание на то, что строгий, раз установленный порядок жизни держали все подвижники, с древнейших до новых, и все монастыри. – Трудно прожить без греха, когда бывают такие лишения в жизни (была голодовка). – Ну зачем, не греши... – Унываю, батюшка. – Унывать не надо, вспомни, как говорится: "уны во мне дух мой", а дальше "помянух дни древний, поучихся...". Так и ты вспомни все и утешься. Что думаешь о себе много, горделива; а знаешь, кто много о себе думает, тот, значит, нехорошо живет... А ты себя любишь, так уж люби себя, как следует.
Пришла ко мне ревность научиться "Молитве Иисусовой", просила батюшку научить. – "Молитва Иисусова" – серьезное дело, чаще надо думать о том, Кто для меня Иисус.
Если кто-нибудь будет говорить о других плохо, да еще в церкви, нужно просто ответить, что я, мол, сама грешная, что мне еще на других смотреть. В церковь ходим не для разговоров.
– "Иисусова молитва" – серьезное дело. Надо постоянно иметь пред собой Господа, как бы ты находишься перед каким-нибудь важным лицом, и быть как бы в постоянной беседе с Ним. Тут уж у тебя будет состояние приподнятое. В пище умереннее надо быть. Чем нам с тобой гордиться?.. Грехами?..
К родителям, если есть у них какие недостатки, надо относиться снисходительнее. – Батюшка, бывает, что утром проспишь, а встанешь, скорее бежишь к обедне, и уже дома не молишься... – Ну уж если так, в церкви помолишься, но порядок должен быть во всем.
Если кто в церкви будет разговаривать или спрашивать о чем,– скажи на меня и не отвечай.
Непременно утром и вечером надо молиться.
Перед чтением Евангелия перекрестись и скажи: "Господи вразуми меня, дай мне понять, что тут есть"; и после этого бывает, что нечаянно находит как бы какое осенение и начинаешь понимать смысл того или другого; и вот тогда надо взять и записать эти мысли.
Установи порядок во всем... С мамой будь хорошая, с сестрами не ссорься, тетю не обижай. Ну вот пока и будет с тебя, а потом мы еще что-нибудь возьмем.
Порядок чтобы у тебя был во всем... У меня тут был один немец, а у немцев знаешь какой порядок во всем, так вот он и рассказывал: были у него там гости... а у него был такой порядок: как десять часов, так чтобы все были по местам. Вот подходит время спать ложиться, он и объявляет, что через десять минут огонь будет потушен. Но все подумали, что он шутит, никто не обратил на это внимания. Вдруг, смотрят – темно... А я его спрашиваю: "А как же гости-то?" – "А как хотят,– говорит, – если они такие беспорядочные". Вот хоть он и немец, а поучиться у него есть чему.
Непосильных подвигов брать на себя не должно... Советы старца Алексия Мечева автор: св. праведный Алексий Московский
В какой бы грех не впал ты, кайся, и Господь готов принять тебя с распростертыми объятиями.
Будь во всем как дитя: и в вопросах веры, и в вопросах жизни.
Следи за собой. Хочешь жить духовной жизнью, — следи за собой. Каждый вечер просматривай, что сделал хорошего и что плохого, за хорошее благодари Бога, а в плохом кайся.
Когда тебя хвалят, а ты замечаешь за собой разные недостатки, то эти похвалы должны ножом резать по сердцу и возбуждать стремление к исправлению.
Относительно нечистых помыслов будь осторожнее.
Замечаешь поползновение к греху, положи два поклона Владычице с молитвой: «Пресвятая Богородице, молитвами родителей моих спаси меня грешного». Дух родителей твоих сольется в молитве с духом твоим.
Евангелие надо читать внимательнее.
Так как молитва «Отче наш» есть сокращенное Евангелие, то и подходить к ней нужно с должным приготовлением.
Постясь телесно, постись и духовно, не дерзи никому, а особенно старшим, этот пост будет выше телесного.
Трудись над воспитанием своих младших братьев и сестер; влияй на них примером, и помни, что если в тебе есть какие недостатки, они их легко могут перенять. А Господь потребует отчета в этом деле.
Делать добро есть наш долг (против тщеславия).
Непосильных подвигов брать на себя не должно, но если на что решился, то должен исполнять во что бы то ни стало. В противном случае раз не исполнишь, другой, третий, а там будешь думать: зачем ты и делал-то это, так как это совершенно напрасно. (Стойкость в добром, без чего невозможно возрастание духовное).
Никогда не обращайся с Евангелием так, как с гадательной книгой; а если явятся какие-нибудь важные вопросы, посоветуйся с более сведущими людьми.
К чтению Евангелия надо подходить с молитвенным настроением.
Построже, построже в духовном посте; т.е. учись владеть собой, смиряйся, будь кроток.
Когда видишь вокруг себя что-нибудь нехорошее, посмотри сейчас же на себя, не ты ли этому причина. Когда нападуют на тебя нехорошие мысли, особенно в храме, представь себе, пред Кем ты предстоишь, или открой свою душу и скажи: «Владычице, помоги мне».
Если, прикладываясь к образу, смущаешься какими-нибудь (маловерными и др.) помыслами, молись до тех пор, пока они исчезнут.
Надо считать себя хуже всех. Хочешь раздражиться, отомстить или другое что сделать, скорее смирись. Мы должны спасать себя и других. Строже следить за собой, а к другим быть снисходительнее, изучать их, чтобы и относиться к ним так, как требует того их положение, характер, настроение; например: нервный человек, необразованный, а будет требовать от одного спокойствия, от другого — деликатности, или еще чего-нибудь, так это будет безрассудно; и мы должны строго следить за собой.
Если появятся маловерные помыслы, особенно перед причащением, скажи сейчас: «Верую, Господи, помоги моему неверию».
Относительно письменной исповеди. Недостаточно того — перечислил все грехи и конец, и ничего не получилось; а нужно, чтобы грехи опротивели, чтобы все это перегорело внутри, в сердце, когда начнешь вспоминать... и вот тогда-то уж грех будет противен, и мы уже не вернемся к нему, а то тут же и опять за то же. — А если забудешь? — А если что больно, того не забудешь, где у меня болит, тут я и укажу.
Всегда надо говорить правду, а если принуждают сказать ложь, то надо поговорить с человеком и повернуть дело так, чтобы спасти того, кто заблуждается, заставляя это делать; например: я никогда не лгал и лгать не буду, а если тебе так нужно, то я, пожалуй, сделаю это, только если возьмешь это на себя, и т.п.
Не надо осуждать других; в чужом доме, если подадут скоромное в постный день не надо пренебрегать и отказываться. А дома можно восполнить этот пробел усилением либо телесного поста, а главное — духовного: т.е. не раздражаться, не осуждать и пр.
Во всем надо так поступать: вот что-нибудь нужно сделать — сейчас вспомни, как бы тут поступил Иисус Христос, пусть это будет для тебя руководством во всем. Так постепенно все нехорошее, греховное будет отступать от тебя.
Ничего не благословляю говорить о других такого, что может о других распустить нехорошую молву; а назидательное, полезное — долг наш говорить.
Живешь больше умом, мыслию, плохо развито сердце, нужно развивать его: представляй себя на месте других.
Если бы так легко было спасаться, так давно мы все были бы святыми.
К окружающим нас мы должны относиться со всяким вниманием, а не небрежно, тогда и Господь, видя наше внимание, и нам окажет внимание.
В храме подальше становись от тех, кто любит разговаривать.
Воскресший Господь требует нашего воскресения.
Не смей, не смей гордиться, гордиться нечем, 1/100 долю видишь за собой, а 99 не видишь.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ПОДВИЖНИЦЫ И ПРОЗОРЛИВИЦЫ БЛАЖЕННОЙ СТАРИЦЫ ЕВФРОСИНИИ, ХРИСТА РАДИ ЮРОДИВОЙ, КНЯЖНЫ ВЯЗЕМСКОЙ, ФРЕЙЛИНЫ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ II
Достойной Почтенной Куманек! Приношу благодарность за все ваши ласки я еще не заслужила как ты великолепно пишешь, и у нас есть сухие, глухие, господин колюпановский Губернатор ваше превосходительство, прошу невзыскать, как скоро Ока мало часть обсохнет так скоро и приедим, а рыбу прикажи солить ты Батюшка хороший хозяин, извини Государь что пишим на сей Бумаге, у нас мало а вы имеете контору. Вы Батюшка, посетили бы нас пустынниц вы еще молоды жить мочите, а мы старушки. У вас и кареты лодки и паромы, а у нас и лодочки нет, заочно целую ручку, если позволишь донеси мое почтение колюпановским хромым, слепым и поцелуй их ручки, а особливо кто выше всех 15-го Апреля 1844 года, а ты на горе живешь Сударыня Наталья. Помолись за нас, а у нас кроме собак ничего нет. - Приеду как только будет Ока поменьше. Целую ваши ручки и всем вам кланеюсь. Отставная Дупленской Пустыни Эгумения Ефросиния Григорьевна.
3 июля 1855 года в селе Колюпанове, Алексинского уезда, Тульской губернии, в доме помещицы Натальи Алексеевны Протопоповой скончалась "неизвестная старица, блаженная Евфросиния Григорьевна", как значится в метрической книге Казанской церкви названного села [1]. Полная трудов и лишений подвижническая жизнь почившей, ее самоотверженная любовь к Богу и ближним, ее богатые духовные дарования, которые она снискала себе у Подателя всяческих благ своей неустанной молитвой, строгим воздержанием и неусыпным бдением: дар прозорливости и исцелений - все это еще при ее жизни укрепило за ней в народной вере имя "святого человека"; с этим именем она перешла по смерти и в народные воспоминания. Вот уже много лет прошло со дня смерти блаженной, а память о "матушке Евфросинии", как называли и называют ее в округе, жива среди окрестного населения "и до сего дне". Закон времени и соединенного с ним забвения не коснулся ее. Мало этого! Чем дальше шло время, тем яснее становился образ почившей, тем глубже входил он в народное сознание, тем шире захватывал он многострадальную, многомятежную народную душу. Уже со дня блаженной кончины старицы почитатели ее памяти стали ходить к месту ее упокоения; из года в год их становилось все больше и больше. С пламенной верой в молитвенное предстательство "матушки Евфросинии" пред Богом шли они к ее убогой могилке со своими духовными нуждами, несли сюда свое горе, просили здесь ее благословения на предстоящие важные перемены в своей жизни, занятиях, наконец, спешили сюда со своими телесными недугами. И блаженная старица, всегда при жизни охотно помогавшая людскому горю, ясно показывала, что и по отшествии своем в мир горний, мир блаженства и радости, она не порывала молитвенной связи с обитателями здешнего, земного мира - мира печали и слез. Многие осязательно чувствовали на себе веяние изливавшейся на них по молитвам старицы благодатной силы Божией, облегчавшей их душ, умиротворявшей их сердце, ослаблявшей или совершенно исцелявшей по мере веры каждого телесные их недуги. О годах детства, отрочества и ранней юности блаженной старицы Евфросинии почти ни чего неизвестно, за исключением тех очень не многих обстоятельств из ее жизни, на которые сама блаженная так или иначе делала указания в разговорах с людьми, пользовавшимися ее особым доверием и расположением. Так, не известно даже, где и когда родилась старица, и кто были ее родители. Впрочем, не зная точно года ее рождения, мы имеем полную возможность определить его хотя бы приблизительно, пользуясь для этого указанием самой старицы, которое она сделала, будучи уже в Колюпанове, в разговоре с помещицей села Коростина, Алексинского уезда, Тульской губернии, Марией Сергеевной Пушкиной. "Матушка, а сколько Вам лет?" - спросила однажды в разговоре Пушкина старицу. "Ну, считай, дочка, - сказала та, по-видимому, не желая дать прямого ответа - я жила у Смольного, а тогда был 1-й выпуск". На основании этих слов блаженной можно сделать заключение, что она родилась приблизительно в 1758 или 1759г., так как указ об открытии "Воспитательного общества благородных девиц" (Смольного института) при Воскресенском Новодевичьем монастыре был подписан Екатериной II 5 мая 1764 года, а приниматься туда должны были девочки шестилетнего возраста. Что же касается родителей старицы, то сама блаженная от некоторых не скрывала, что она "знатного происхождения", а среди людей, близко ее знавших, настойчиво говорили о ее происхождении из рода князей Вяземских. Затем известно, что при святом крещении она получила имя не Евфросинии, а Евдокии, но это обстоятельство старицей тщательно скрывалось и обнаружилось лишь случайно. Однажды, когда блаженная старица Евфросиния жила уже в Колюпанове, к ней приехала из Петербурга купеческая дочь Фекла Тимофеевна Кузнецова и 1 марта поздравила ее со днем Ангела. Старица поцеловала ее ласково, но внушительно и строго заметила при этом: "Когда знаешь, так молчи!" Образование свое блаженная получила в Петербурге в Смольном институте и принадлежала к его первому выпуску, что следует из ее разговора с помещицей М. С. Пушкиной, приведенного выше. По окончании института блаженная была фрейлиной при дворе императрицы Екатерины II, которая часто, как рассказывала старица, в минуты грусти проводила с ней время присутствии Александра Львовича Нарышкина. Очевидно, старица Евфросиния была интересной собеседницей для императрицы. Из тогдашнего высшего столичного общества блаженная была хорошо знакома с семьей знаменитого Суворова, с семейством известного в свое время князя Юрия Владимировича Долгорукова, с дочерью которого Варварой Юрьевной была дружна; знакома была с княгиней Вяземской - женой калужского губернского предводителя дворянства, и с Екатериной Григорьевной Болтиной, впоследствии тайно навещавшей ее в Серпухове. Как долго вращалась она в этом шумном блестящем кругу, к сожалению, не известно. Известно лишь, что в самую цветущую пору своей жизни она вместе с двумя другими фрейлинами: Марфой Яковлевной Сониной (скончалась 10 августа 1805 г., погребена в Ризоположенском Суздальском монастыре) и девицей Соломией (скончалась 10 мая 1809 г., погребена в Московском Симоновом монастыре), под влиянием каких-то особых сокровенных обстоятельств решила тайно покинуть дворец и взять на себя тяжелый крест подвижничества. Решение было принято твердо, бесповоротно. Оставалось только выбрать удобный момент для его осуществления. И вот, воспользовавшись пребыванием двора в Царском Селе, в один из летних дней эти три фрейлины, оставив свои платья на берегу одного из больших царско-сельских прудов, чтобы этим самым дать повод думать, что они, купаясь, утонули, и таким образом скрыть свои следы, переодеваются в костюмы крестьянок и отправляются странствовать. За время этого странствования блаженная старица Евфросиния побывала в нескольких монастырях, где несла разного рода послушания. Была, между прочим, в монастыре преподобного Феодосия Тотемского, Вологодской губерний, где жила на скотном дворе и доила коров. Так провела блаженная целый ряд лет. Постоянным трудом, всякого рода лишениями, неустанной борьбой со слабостями человеческой природы, распиная свою плоть, возводила она бессмертный дух свой, пламеневший любовью к Небесному Жениху - Христу, от силы в силу, от совершенства к совершенству, пока он, достигнув высоты бесстрастия, не почувствовал себя совершенным владыкой плоти. Тогда старица, находя себя уже достаточно подготовленной к высокому молитвенному подвигу, идет в Москву к митрополиту Платону, открывает пред ним сокровенные тайники своей чистой души и просит помочь укрыться от преследований мира под покровом всегдашней неизвестности. Мудрый архипастырь, предварительно убедившись в искренности ее желания, чистоте намерений и непоколебимой твердости решения, отправляет ее с собственноручным письмом, напутствованным благословением и наставлением под вымышленным именем "дуры Евфросинии" в преобразованный 1806 г. из мужского в женский Серпуховской Владычний монастырь [2] к игумении Дионисии (1806-1815 г.). Здесь, принятая игуменьей по письму митрополита очень милостиво, блаженная вручила ей и свой вид, в котором она значилась дочерью сенатора. Так водворилась старица Евфросиния в Серпуховском Владычнем монастыре, где и начала она свой великий подвиг юродства Христа ради, который продолжала до самой блаженной кончины своей. Поселившись сначала в самом монастыре особой уединенной келлии, блаженная старица после целого ряда выпавших ей на долю и перенесенных с глубоким, истинно христианским смирением и терпением тяжелых искушений, была вынуждена покинуть монастырь и поселиться вне его - в расстоянии 100 саженей от монастырской ограды в тесной избушке. В этой убогой келлии блаженная Евфросиния с еще большим рвением стала предаваться избранному ей роду подвижничества. Здесь каждый предмет ее жизненного обихода составлял часть одного тяжелого креста, добровольно подъятого на себя блаженной старицей. В своей хижине старица держала двух кошек, трех собак - Милку, Барбоску и Розку; здесь же помещались куры, индейки, а по ночам прилетал сюда и ворон, которого матушка кормила. Этот ворон, как впоследствии сама матушка Евфросиния рассказывала многим любившим ее (на любовь коих и она отвечала тем же, называя их или сынком или дочкой), в годину искушений сам послужил ей. Однажды у нее в келлии случился пожар: кто-то из озорников в открытое окно, через которое старица впускала ворона, бросил пук соломы с огнем, и келлия загорелась. Старица, тушивши пожар, вся так обожглась, что шесть недель после этого лежала без движения и всякого призрения; один ворон не оставлял ее: он приносил ей пищу и питие и влагал ей в уста. Свою убогую келлию юродивая никогда не чистила. Пол был завален остатками пищи животных, которые здесь же, в келлии, и кормились в особом, стоявшем на полу, корытце. Когда наступало время кормить животных, блаженная подходила к корытцу и стучала по нему палкой. Тогда ее любимые кошечки и собачки, слыша знакомый звук и отлично его понимая, в одну минуту собирались около корытца, и старица кормила их, ласково приговаривая: "Кушайте, кушайте, дорогие мои!" Воздух в келлии был страшно тяжелый. Обыкновенному человеку было трудно дышать в этом помещении, которое, кстати сказать, в жару топилось, а зимой почти нет. Как-то, часто наезжавшая к старице из Москвы игумения Евгения Озерова, сказала ей: "Матушка, зачем Вы держите животных? Такой ужасный воздух!" На это блаженная с улыбкой ответила: "Это мне заменяет духи, которые я так много употребляла при дворе". Животных блаженная очень любила, за что и сама с их стороны пользовалась тем же. Бывало, стоило ей только показаться из своей хижины, как на голове и плечах у нее уже сидели голуби; стая ворон и галок неотступно вилась над нею, шла ли она пешком или ехала в кибиточке, запряженной лошадкой, подаренной ей княгиней Хованской. Ездила старица не иначе, как шагом, причем всегда в обществе своих четвероногих и пернатых друзей: кошка, собака и петух были ее постоянными спутниками: занимая места около нее в кибиточке. Обыкновенно и летом, и зимой подвижница одевалась в рубашку толстого неваляного серого сукна (власяницу). Лишь изредка зимой, в большие морозы и то только для проезда в город, надевала она имевшийся у нее мужской нагольный тулуп. Ходила блаженная всегда босая. Голова у нее была стриженая, иногда она обматывала ее тряпицей или надевала на нее шапочку с опушкой. На шее юродивая носила медное ожерелье и медную цепь, на которой висел тяжелый медный крест величиной около четверти. Кроме того, под своей единственной одеждой великая подвижница носила еще тяжелые железные вериги, но это было ее глубокой тайной, которую она, как говорит об этом случай с помещицей Дубровиной, тщательно скрывала даже от лиц, крепко ею любимых и в других отношениях пользовавшихся ее доверием. Помещица Елена Андреевна Дубровина, крепко любившая старицу и искренне ее уважавшая, часто приезжала во Владычний монастырь и останавливалась в монастырской гостинице. В эти свои приезды она всегда считала долгом навестить и старицу Евфросинию, которая, в свою очередь, не раз навещала ее в гостинице. Они подолгу и с удовольствием беседовали друг с другом. Нередко видели их вместе, прохаживающимися по монастырю и около него. В одну из таких прогулок, когда обе собеседницы, утомившись, присели отдохнуть на лавочке за монастырской оградой, г-жа Дубровина, положив руку на спину старицы, ясно ощутила на ее теле вериги. Но старица сию же минуту поспешно встала и строго сказала: "Не трогай меня! Это моя тайна, и тебя не касается!" Дубровина извинилась перед ней и с того времени еще больше стала уважать ее. Спала блаженная на голом полу вместе с собаками. А если кто-либо из посетителей спрашивал, зачем она позволяет собакам спать с собой, старица смиренно отвечала: "Я хуже собак ". А как она спала?! Никто никогда не видел, чтобы она лежала всем телом; обыкновенно она полулежала, подперши голову рукой, поставленной на локоть. Можно представить себе, каков был ее сон! Одна случайная посетительница старицы Евфросинии, жена священника о. Павла Просперова, еще девушкой, направляясь "с товарками" в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, по пути зашла в Серпуховской Владычний монастырь к подвижнице с письмом от помещицы П-ой. Здесь путница заночевала и после рассказывала следующее о своем пребывании у старицы. "Когда я с товарками подходила к монастырю, матушка сидела на лавке около ограды. Неподалеку от нее стояли молодые парни бросали в нее кто чем попало. Вдруг, она встала и подошла к ним, говоря: "Нуте, бейте, плюйте в меня!" Те отвернулись и стали отходить, и она отошла. Мы, узнавши, что это матушка Евфросиния Григорьевна, подошли к ней и подали письмо, Прочитав его, матушка, между прочим, сказала нам: "Барыня-то какая добрая, захворала и умерла". И это действительно впоследствии сбылось: Г-жа П-ва вскоре заболела раком и умерла. Потом старица позвала нас к себе на ночлег (нас было 15 человек), мы с радостью пошли за ней. Принявши нас, матушка принесла нам хлеба и квасу и, накормив, уложила спать: крестьянок в сарайчик, а меня и дворовых в своей комнате, где мы и рассмотрели всё. Одежда на матушке была одна - сарафан, он же и рубашка, наподобие стихаря, из толстого серого неваляного сукна; голова ее была стриженая, на шее ожерелье медное, толщиной в палец; кроме того, на шее ещё висела такая же цепочка, а на ней медный крест величиной около четверти; на ногах, кроме непроницаемой грязи ничего не было. При входе в комнату, в стороне были понаделаны нашесты, на которых сидело больше 12 штук кур и индеек, немного дальше стояла кровать с занавеской и покрывалом. Как первая, так и последнее были грязны; последнее прикрывало что-то вроде кирпичей или камней. Под кроватью стояла кошелка, в которой помещались две огромных кошки с котятами; за кроватью - к другой стороне, стоял стол и на нем образ с возженною лампадой; недалеко от этого стоял другой стол, накрытый салфеткой, а под ним как попало лежали разные съестные припасы, к которым по очереди подходили кошки с котятами. Все это мы рассмотрели, пока матушка укладывала крестьянок. На дворе у нее были лошадь, корова, а у дверей была привязана огромная собака. Уложивши крестьянок, матушка указала и нам место. Но мы от чрезвычайно удушливого и тяжелого воздуха во всю ночь не могли уснуть, а около нас сидела матушка Евфросиния и все время про себя шепотом читала молитвы. Вдруг в стекло рамы кто-то постучал. Матушка встала, подошла к окну, отворила его дверцу и проговорила: "Что? Нагулялся?" В это время в комнату влетел огромный ворон, каких мы никогда не видывали, и закаркал. Матушка принесла горшок каши, рассыпала ее на коленях и стала кормить ворона. А когда он перестал клевать, матушка набрала каши в рот, и он стал хватать у нее изо рта, потом вспорхнул и вылетел вон, а матушка опять стала читать молитвы. В полночь пропел петух, матушка, перекрестившись, со словами: "во имя Отца" и прочее, встала, подошла к столу, оправила лампаду и света молилась стоя, по книге. С рассветом подняла нас, подала нам умыться и отпустила всех с миром и благословением". Пищи для себя блаженная не готовила, не ходила она и в монастырскую трапезу, а брала лишь хлеб и квас с монастырской кухни, да изредка пила чай - этим и питалась. Выходя из своей келлии, обыкновенно палкой в руках, она шумела, кричала и пела. Своей палкой юродивая иногда ударяла монастырских сестер, но никто не обижался на нее за это. По ночам она имела обыкновение ходить вокруг монастыря и петь, иногда забывалась и кричала. Днем старица ходила в монастырский двор, где собирала грибы, цветы и разные травы. Эти травы она потом раздавала обращавшимся к ней за помощью больным, приговаривая: "Пейте, будете здоровы". И больные по вере своей получали облегчение или полной исцеление от недугов. Особенно любила блаженная посещать находящуюся близ монастыря часовню, под которой, по преданию, были погребены 7 отроческих головок [3]. Сюда она часто ходила, убирала иконы цветами и молилась здесь в уединении. В церковь она ходила не всегда: в раннюю обедню старица имела обыкновение молиться в своей келлии и в это время уж никого к себе не впускала. А когда бывала в церкви, то почти не стояла на одном месте; она больше ходила по храму. В праздник Крещения Господня блаженная имела обыкновение ходить с крестным ходом, совершаемым из Серпуховского собора на реку Нару (на старом базаре) и погружаться в. Иордан. Тотчас по окончании молебна, она в своем сером суконном балахончике, не обращая внимания ни на какой мороз, опускалась в освященную воду и, выходя из нее, говорила окружающим: "Идите ребята, горячая баня, ступайте, мойтесь!" Балахончик на ней, разумеется, сейчас же замерзал, а она в этом мерзлом капотике, босая, шла, бывало, не спеша, в свою убогую келлию. Говела блаженная всегда Великим постом на Страстной Страстной неделе, исповедывалась у монастырского духовника и в Великий четверг причащалась. Строгая по отношению к себе, всегда и во всем себя ограничивавшая, намеренно подвергавшая себя разного рода стеснениям, неудобствам, лишениям, блаженная не могла спокойно смотреть на людское горе, на людские страдания и скорби. При виде обрушившейся на человека тяжелой невзгоды, она всегда спешила к несчастному со своей молитвенной помощью. Однажды Серпухов и его окрестности посетило большое несчастие: в течение лета не выпало ни капли дождя, стояла страшная засуха, трава вся выгорела, земля потрескалась, люди изнемогали от жары, скот падал от голода. Среди одного из этих невыносимо знойных дней к игумении Владычнаго монастыря входит блаженная старица и с укоризной в голосе говорит: "Чего сидишь?!.." и затем повелительно добавляет: "Сейчас же зови священника! Пойдемте в поле молиться!" Игуменья повиновалась, пригласила священника, и все пошли в поле молиться о дожде. Старица, разумеется, была тут же. Кончался молебен, священник читал молитву о ниспослании дождя, как вдруг полил сильный дождь, быстро напоивший землю. Все, видевшие это, тогда были крепко уверены, что за молитвы старицы помиловал Господь людей своих, так как все не только в городе, но и в окрестностях хорошо знали святую строгость ее подвижнической жизни. Строго подвижническая жизнь блаженной старицы Евфросинии была хорошо известна и Московскому митрополиту Филарету, который, за время пребывания старицы в Серпуховском Владычнем монастыре, неоднократно посещал его и всегда с большим вниманием и уважением относился к юродивой. Старица обыкновенно встречала архипастыря вне монастырской ограды, и когда принимала от него благословение, благоговейно целовала его руку. Маститый святитель в свою очередь лобызал руку старицы. Затем, находясь в монастыре, он много времени проводил в беседе с подвижницей, то прогуливаясь с ней по монастырю, то навещая ее в убогой келлии. При отъезде святителя из монастыря, старица провожала его за святые ворота и здесь принимала от него прощальное благословение. Слава о ее подвигах привлекала к ней множество посетителей и посетительниц. Многие издалека приходили и приезжали навестить великую подвижницу, и она никого не отпускала без слова назидания, часто обнаруживая при этом удивительный дар прозорливости. Так, однажды помещица села Коростина, Алексинского уезда, Тульской губернии М. С. Пушкина с казначеем одного монастыря отправилась в Москву. Дорога лежала через Серпухов. Перед Серпуховом они в своем разговоре коснулись, между прочим, вопроса о том, как лучше обращаться с подчиненными. Но ни та, ни другая из собеседниц не могла подыскать на него удовлетворительного ответа, так как обе сходились на том, что нельзя обращаться ни кротко, ни строго: поступать строго - будут роптать, обходиться кротко - избалуешь. На этом разговор их и оборвался. Въехали в Серпухов и вспомнили, что матушка здесь - решили навестить ее. Пришли. Матушка приняла их очень ласково, долго с ними беседовала о разных вещах, а когда стали прощаться, она вдруг, обратившись к Пушкиной, без всякой связи с предыдущим разговором наставительно заметила: "Кротче-то, дочка, лучше". Особенно близко знали блаженную старицу обитатели самого Серпухова, где она во многих домах была всегда желанной гостьей. Неудивительно поэтому, что память о блаженной и до сих пор жива среди Серпуховского населения. Особенно свято хранятся и с особенным благоговением передаются воспоминания о старице в кругу тех семейств, которые, как, например, семейство Плотниковых, пользовались особым ее расположением и потому особенно часто ею посещались. В семье серпуховского купца Георгия Васильевича Плотникова блаженная старица Евф-росиния особенно любила проводить день своего Ангела - 25 сентября. Приезжая в этот день к Плотниковым, старица всегда привозила с собой собственного приготовления сдобный пирог с цыплятами. Самому Георгию Васильевичу по делам часто приходилось выезжать в Москву, и блаженная не раз в его отсутствие приходила навестить его жену Агриппину Феодоровну, Во время одной из таких поездок Георгия Васильевича, старица, придя к его жене, стала настойчиво твердить: "Плачьте, плачьте...". Окружающие недоумевали, что бы это могло значить, но скоро недоумение их разрешилось: было получено известие, что Георгий Васильевич на обратном пути из Москвы скоропостижно скончался в городе Подольске. Агриппина Феодоровна осталась вдовой с малолетними детьми, и ей действительно пришлось пролить много слез. Но блаженная старица не оставляла ее своим утешением, и в 1838 году благословила все семейство святой иконой Владимирской Божией Матери (10 на 12 вершков), с изображениями внизу трех святителей московских: Алексия, Петра и Ионы, а также святых Михаила, Феодора, царевича Димитрия, Василия блаженного, Максима блаженного. Эта икона до сих пор находится в семье Плотниковых, теперь уже внуков Георгия Васильевича и Агриппины Феодоровны - Николая и Димитрия Николаевичей, и хранится как величайшая святыня: для семейства Плотниковых она чудотворна. Внуки Георгия Васильевича и Агриппины Феодоровны, благоговейно храня память о матушке Евфросинии, до сих пор свято чтут день ее Ангела - 25 сентября, ежегодно совершая в этот день панихиду по рабе Божией блаженной старице Евфросинии. Очень часто посещала старица и дом тогдашнего монастырского диакона отца Николая Михайловича, в свободное время усердно занимавшегося обучением детей грамоте и закону Божию. Однажды матушка Евфросиния, придя к отцу Николаю и застав его занимающимся с детьми, с глубоким сожалением сказала: "Ты стараешься учить их грамоте, а они все будут дураки и пьяницы". Всех учеников в это время у отца Николая было человек 15, и все они впоследствии, как засвидетельствовал это в июне месяце 1908 года один из этих несчастных крестьянин Владычной слободы Михаил Павлов Селезнев, до гробовой доски были горькими пьяницами. Сердечно любила и неоднократно посещала блаженная старица Евфросиния также дом серпуховского купца Ивана Ивановича и жены его Любови Ивановны Костиковых. Им на память подарила она однажды свою вызолоченную ложку. После смерти Ивана Ивановича Любови Ивановны ложка эта перешла по наследству к их дочери - Софье Ивановне, которая передала ее в церковь села Колюпанова, Алексинского уезда Тульской губернии. В ризнице этого храма вместе с другими вещами, оставшимися после смерти подвижницы, эта ложка и хранится до сего времени. Но не суждено было блаженной старице Евфросинии окончить путь своей подвижнической жизни в Серпухове. По наветам исконного врага рода человеческого зависть и злоба людская воздвигли гонение на смиренную подвижницу, и она, подчиняясь гонителям, в начале 40-х годов XIX века была вынуждена покинуть Серпухов, где протекло около тридцати лет ее подвижнической жизни. Покинув Серпухов, блаженная старица Евфросиния поселилась, было, у одного из своих почитателей, помещика Чирикова, имение которого было расположено верстах в 10 от Серпуховского Владычнего монастыря. Но, всегда молитвенно настроенная, искавшая уединение для своих подвигов самоотречения, блаженная, вероятно, не находила здесь для себя подходящей обстановки: она недолго оставалась у Чирикова. Скоро мы видим ее у другого своего почитателя - помещика Жихарева. Отсюда после усиленных просьб помещицы Наталии Алексеевны Протопоповой старица Евфросиния переехала на жительство к ней в Колюпаново, где и оставалась до самой блаженной кончины своей, лишь изредка и ненадолго покидая его, чтобы навестить того или другого из своих почитателей или посетить прежние места своих подвигов. В 1850 году, в одну из таких своих кратковременных отлучек из Колюпанова, блаженная посетила, между прочим, и Серпуховской Владычний монастырь, но пребывала в нем всего месяца два, проживая как и раньше, сначала в самой обители, а потом опять вне ее за оградой [4]. Колюпановский период в жизни блаженной старицы Евфросинии известен нам гораздо в больших подробностях, чем вся предшествующая жизнь подвижницы. Этим мы обязаны, главным образом, той тщательности и тому старанию, с которым о. Павел Просперов (определенный на священническое место в село Колюпаново по предсказанию старицы, долгое время затем бывший ее духовником и до самой своей смерти [5] имевший к ней истинно сыновнее почтение и глубокую веру в благодатную силу ее молитв, оправданную, как он сам в свое время свидетельствовал тысячекратным опытом [6]), собирал и записывал все, что хоть сколько-нибудь касалось жизни великой подвижницы. Перебравшись в Колюпаново с одной святой иконой [7], блаженная старица Евфросиния и здесь нисколько не изменила своего прежнего образа жизни. Глубоко чтившая старицу Н. А. Протопопова выстроила, было, для своего "сокровища", как она часто называла блаженную, отдельный флигель, внутри его оштукатурила, обставила всеми удобствами, снаружи обсадила деревьями, обнесла оградой, но блаженная поместила в этом домике свою корову, а сама поселилась в доме Протопоповой в маленькой квадратной трехаршинной комнатке по соседству с дворовыми девушками. В этой крохотной каморке с ней ютились куры с цыплятами, индейки, кошки с котятами и две собачки. Духота была страшная: свежий человек с большим трудом мог провести здесь несколько минут, а блаженная целые дни дышала этим воздухом. И все эти четвероногие и пернатые обитатели небольшой комнатки, занимаемой блаженной старицей, находились в полном мире и согласии друг с другом и в совершенном подчинении у своей повелительницы. Животные же были и стражами тайны ее молитвенного подвига. Стоило только кому-либо подойти к комнате блаженной, как собачки начинали лаять, и она, всегда молитвенно простертая на земле или воздевающая руки к небу, прекращала свои подвиги, прикидываясь спящей. А если кто-нибудь брал на себя смелость войти в самую комнату подвижницы, собачки приходили в страшную ярость и, если старица не останавливала их, выгоняли вон неосторожного посетителя, но стоило только старице сказать, "молчите" или "это наш (наша)", как они умолкали. Позволяя посетителям войти, матушка с первых же слов начинала жаловаться, что "замки у нее поломали, да все поворовали", желая сказать этим, быть может, то, что праздные разговоры досужих людей крадут у нее время, нужное для духовных подвигов, или же, что ее сокровенные, тайные, а потому и особенно ценные в очах Господа подвиги, как бы крадутся у нее людьми, подсматривающими за ней, - бывали и такие. А подвиги ее были поистине велики. И лишь одни бессловесные были их свидетелями. Впрочем, в особенные дни, как например, в дни принятия Святых Тайн, блаженная высылала из келлии животных и оставалась в ней одна. Восприяв в себя самого Христа, она считала необходимым пребывать в совершенной чистоте. Пищи подвижница употребляла всегда очень мало, может быть несколько золотников в сутки. И все, приносимые ей блюда, она отдавала своим четвероногим и пернатым друзьям, а сама довольствовалась тем, что оставалось от них. Для услуг домашнего обихода блаженная брала к себе ту или другую из женщин. Одно время всех очень удивляло то, что матушка, взяв прислуживать себе глухонемую, с которой можно было объяснятся только знаками, говорила ей: "Немая, сделай то-то". И та в точности исполняла приказание. Например, старица говорила: "Немая, подои корову". Та брала подойник и шла доить. "Немая, топи печь", - та несла дров и затапливала печь. "Позови мне такого-то человека", - та отправлялась и приводила того, кого нужно. Случалось даже и так, что блаженная из своей комнаты отдавала приказания немой, находившейся в другом помещении, и та в точности исполняла их. Иногда подвижница на некоторое время оставляла свою келлию, чтобы "полежать на вольном просторе".
Но где ж она ложилась? Под тенью развесистого дерева? В прохладе зеленого сада? На мягкой шелковистой зеленой траве среди благоухающих цветов? Нет! На навозе около конюшен и скотных изб. Это было обычным местом ее отдыха. Здесь юродивая часто леживала не только летом, но и зимой всегда босая, в одном ватном капотике. Любила она ходить по окрестностям села Колюпанова, но только там, где было потише, да поглуше. С особенным удовольствием и особенно часто старица посещала находящийся приблизительно в расстоянии одной версты от села овраг, довольно крутые склоны которого в ее время были покрыты густым лесом, а по дну протекал и теперь протекает небольшой ручеек, известный здесь под именем речки Прошенки. Сюда любила уходить блаженная от людского шума и мирской суеты, чтобы здесь в совершенном уединении умом и сердцем возноситься в голубую заоблачную даль, в царство неприступного света, где обитает Тот Невидимый и Непостижимый, всемогущая десница Которого создала все и всем управляет. В сороковых годах XIX столетия в одном из склонов этого оврага на месте своих уединенных подвигов блаженная собственными руками ископала небольшой колодезь, и когда больные обращались к ней за помощью, она часто говорила им: "Берите воду из моего колодезя и будете здоровы". Больные с верой почерпали воду из "матушкина колодца", как называли его тогда и называют теперь окрестные жители, и действительно получали исцеление или облегчение своих недугов. Приходила иногда блаженная старица и на берег реки Оки. Строитель Николаевского женского монастыря Калужской епархии, блаженной памяти старец иеросхимонах Герасим (Брагин) в свое время рассказывал духовнику Калужской Тихоновой пустыни - иеромонаху Пимену, как он в годы юности, занимаясь с отцом рыбной ловлей по реке Оке до города Алексина и часто приставая к берегу против села Колюпанова, встречал выходившую из леса старицу - блаженную Евфросинию; как она вместе с ним выбрасывала из невода мелкую рыбу обратно в реку, давая этим понять, что даром Божиим нужно пользоваться разумно, и как их обоих за эти проделки бранили рыбаки и отгоняли прочь. Возможно, что здесь-то именно, среди этих случайных, но частых встреч с блаженной и пробудились впервые в душе Егорушки (как называла матушка Евфросинья юношу ставшего впоследствии иеросхимонахом Герасимом) спасительные задатки благочестивой жизни. Может быть, здесь же зародилась у него и самая склонность к подвигу юродства Христа ради, чем он проявил себя, особенно в последние годы своей жизни. Не оставляя своего подвига юродства Христа ради, блаженная старица Евфросиния в Колюпанове, как раньше в Серпухове, не забывала дел любви и милосердия. Всякая скорбь человеческого духа и тела, всякое горе людское всегда находили сочувственный отклик в ее по-матерински нежном сердце; и она постоянно спешила туда, где была нужна ее молитвенная помощь или утешающее и умиротворяющее ее слово. Она и здесь была благодатной молитвенницей за страждущих как духовно, так и телесно, утешительницей скорбящих, примирительницей враждующих. Часто, нежданная, появлялась она там, где было горе, и приносила с собой радость и утешение. Она, по Апостолу, была "всем вся, да спасутся все", и богатства духовных дарований она стяжала не для себя только, а для всех... Но были у старицы и свои присные по духу. Среди этих-то присных главным образом и проявлялись богатые духовные дарования подвижницы - дар прозорливости и исцелений. Особой любовью старицы пользовался Алексей Иванович Цемш, служивший в то время управляющим на Мышегском чугунолитейном заводе княгини Екатерины Алексеевны Бибарсовой, расположенном верстах в 5-ти от Колюпанова. Его блаженная иначе не называла, как сынок или Алеша. Такая любовь подвижницы была ответом на безграничную преданность и истинно сыновнее уважение к ней со стороны Алексея Ивановича, не щадившего ничего для нее. Желая возможно чаще видеть у себя глубоко почитаемую им "матушку Евфросинию" и, то же время, не имея в своем доме для нее подходящего помещения, он построил в своем саду исключительно для нее уединенную, довольно красивую келлию, обставив ее всеми удобствами. Сюда-то, к А. И. Цемш, чаще всего и выезжала из Колюпанова блаженная старица. В этих выездах, как, впрочем, и во всех выездах старицы, ее всегда сопровождали четвероногие и пернатые любимцы. У А. И. Цемш блаженная подолгу, иногда по нескольку месяцев, гащивала, имея местом своего пребывания выстроенную для нее гостеприимным хозяином келлию. Из этого уединенного уголка она навещала как дом Цемш, так и дома других обитателей Мышегского завода. На Мышеге, как и в Колюпанове, почти нет дома, где бы ни могли рассказать вам о том или другом случае из жизни "матушки Евфросинии", свидетельствующем или о ее прозорливости, или о благодатной силе ее молитв. Здесь, а также и в других местах, духовником блаженной старицы Евфросинии о. Павлом Просперовым, а отчасти и священником о. Павлом Соколовым в свое время было собрано и записано достаточное число случаев из жизни подвижницы, относящихся ко времени ее пребывания в селе Колюпанове и как нельзя более ясно отражающих в себе всю полноту ее духовных дарований. Вот несколько таких случаев, явно свидетельствующих о прозорливости блаженной старицы. Жена священника Павла Просперова, Матрена Алексеевна, будучи еще девушкой, попросила однажды своего отца послать за старицей, на что отец сердито ответил: "Какие у тебя кучера посылать за ней? Да и на что она тебе?". Та замолчала. Случилось после этого отцу быть в доме Протопоповой. Неожиданно встретившись там с матушкой Евфросинией, он любезно сказал ей: "Что же вы, матушка, никогда не пожалуете к нам?". "Какие у тебя кучера? Да и на что я тебе?" - резко проговорила старица. Однажды блаженная сообщила Н. А. Протопоповой: "Я видела во сне, что к тебе идет от церкви архиерей, такой черный, как будто Димитрий Ростовский". Все слышавшие подивились этому, а затем предположили, что, может быть, придет какой-нибудь странник по имени Димитрий. На Тульской кафедре в это время был преосвященный Дамаскин, и не было никаких слухов о его перемещении и замещении. Но через два года после этого Тульскую кафедру занял преосвященный Димитрий (впоследствии архиепископ Херсонский). В первую же свою поездку по епархии он посетил город Алексин и село Колюпаново, осмотрел храм, а из храма пошел навестить больную Н. А. Протопопову. Кстати сказать, и по наружности своей пре освященный Димитрий, как оказалось, вполне соответствовал представлению о нем старицы. В другой раз старица утром спросила Н. Протопопову: "Есть ли у нас что кушать? -и добавила. - К обеду приедут гости". Действительно, когда стали накрывать стол к обеду, увидели, что кто-то едет, а блаженная посмотрев в окно, сказала: "Игуменья едет". Оказалось, приехала послушница Сезеновского монастыря из города Лебедяни, Тамбовской губернии, Евфимия. Старица встретила ее, крепко обняла, поцеловала и поклонилась до земли. Несколько времени спустя после этого действительно Евфимия с именем Серафимы была поставлена игуменией Сезеневского девичьего монастыря. Однажды, еще за несколько лет до Севастопольской войны (1855-1856 г.), блаженная находясь в доме А. И. Цемш, подошла к окну и, смотря на церковь, начала со слезами молиться. Семейные Алексея Ивановича, подойдя к ней, участливо спросили: "О чем вы так горько плачете, матушка?" На это старица сокрушенно ответила: "Как не плакать? Молитесь и вы со слезами, да помилует Господь Бог Россию, ведь на Россию идет турка, англичанин, идет и император французов". Семейные, переговорив между собой о том, что сказала старица, решили, что та ума лишилась: говорить о французском императоре, когда престол во Франции занимает король. Затем один из них, подойдя к блаженной, сказал: "Во Франции, матушка, правит не император, а король Людовик Филипп". "Знаешь ты!" - ответила она ему раздраженно, и, показывая пальцем на нос, добавила: "У него еще нос большой". Очевидно блаженная еще за несколько лет предвидела февральский переворот 1848 года во Франции, положивший конец правлению короля Людовика Филиппа, и восстановление (1852 г.) империи Наполеоном III, в правление которого (1852-1870г.), действительно, Франция в союзе с Англией выступили на помощь Турции против России, послав сначала соединенный флот свой ко входу в Черное море, а затем, и сухопутное войско, высадившееся в Крыму и участвовавшее в осаде Севастополя. И представление старицы о носе Наполеона III вполне соответствовало действительности. Приблизительно к тому же времени относится и другой случай. Сын А. И. Цемш, Феодор Алексеевич, находясь в царствование Николая I на службе в Петрограде, познакомился там с некоторыми сановными особами, которые, видя его ум и представительную внешность, усердно убеждали поступить на службу в гвардию. Убеждения подействовали: Феодор Алексеевич уже решил поступить в гвардию, но прежде, чем привести свое решение в исполнение, отправился в деревню к отцу, чтобы испросить на то его согласия и родительского благословения. Отец, оказалось, ничего не имел против поступления сына в гвардию, однако под условием, - если на это благословит его матушка Евфросиния. Подвижница в это время находилась в Колюпанове, поэтому он с сыном отправился туда. Прибыв к старице и сообщив ей о цели его приезда, Алексей Иванович стал испрашивать у нее благословение на поступление сына своего в военную службу. На это блаженная обращаясь к сыну, сказала: "Теперь я не благословляю тебя, а при новом императоре поступишь". Так и случилось. В Севастопольскую войну, по смерти императора Николая I (1855 г.) Феодор Алексеевич, находясь на коронной службе, совершенно неожиданно для себя был взят в ополчение и отправлен под Севастополь. В мае месяце 1855 г. крестьянин Мышегкого завода, Тарусского уезда, Калужской губернии, Стефан Онисимов и с ним несколько человек товарищей работали в саду у А. Цемш. Случилось в это время проходить по саду блаженной старице Евфросинии. Рабочие, увидев ее, стали смеяться над ней. Тогда старица, обернувшись в их сторону, плюнула и проговорила: "Дураки, все вы будете солдатами". Это ещё больше усилило насмешки рабочих: "Какие мы солдаты, когда нам каждому уже" около 47-53 лет? - Кричали они ей в след. В солдаты идут люди не в наших летах!" Но скоро они должны были раскаяться своих насмешках и признать в старице человека высоких духовных дарований. В июне следующего года по распоряжению правительства был произведен набор ополченцев, в который попали как сам Стефан Онисимов, так и все его товарищи, за год перед тем так безрассудно смеявшиеся над старицей. Зять А. И. Цемш, Иван Алексеевич Каяндер, получив место в Тифлисе, собирался в дорогу. Матушка Евфросиния, случившаяся в это время у Цемш, сказала Алексею Ивановичу: "Зачем он туда едет? Там умрет". Но Алексей Иванович промолчал, и зять уехал. После его отъезда, Цемш долго думал, как отправить к нему его жену - свою дочь беременную, да еще с малолетними детьми. А матушка все твердила: "Он умрет там от холеры". Поездка как-то сама собой не состоялась. Матушка между тем уехала от Цемш и не навещала их довольно долго. Наконец, приехала и, переступая через порог, проговорила: "Вот я и приехала ко вдове!" В тот же день при ней же семьёй Цемш было получено уведомление о смерти Каяндера в Тифлисе от холеры. Аграфена Иосифовна Зудина, проживавшая на Мышегском заводе и лично знавшая старицу, в свое время рассказывала: "Отец мой, служивший на Мышегском заводе фельдшером, страдал запоем. Матушка Евфросиния, хорошо знавшая как его самого, так и его страсть к вину, однажды приказала ему идти за ней в келлию, прибавив: "Я тебя попою своим чайком, и ты бросишь пить водку!" Отец охотно пошел за ней. Когда они пришли в келлию, самовар у матушки был уже готов, но не оказалось сахару, и она отправилась за ним в дом А. И.Цемш, положив сверток с чаем около самовара. Страшное любопытство овладело отцом: захотелось узнать, каким это чаем хочет матушка потушить в нем страсть к водке. Заметив, как был завернут сверток и как положен, он взял его, осторожно развернул, посмотрел, затем тщательно завернул по-прежнему и положил на старое место. Через несколько минут после этого в келию вошла матушка. Остановившись около порога, она строго посмотрела на отца и сказал "А! Ты хотел узнать, какой это такой мой чаек! Так уходи же! Нет тебе моего чаю!" Так, благодаря своему неуместному любопытству, мой отец до самой своей смерти и оставался горьким пьяницей". Крестьянин Карп Кондратьевич Кондратьев с двенадцати до семнадцатилетнего возраста по назначению Алексея Ивановича Цемш состоял кучером при матушке Евфросинии, когда она гостила на Мышегском заводе. С ней не раз приходилось ему ездить и в Алексин, и Колюпаново, и в другие окрестные места. Раз летом, в один из праздничных дней, он собрался, было, идти на луг в хоровод, как ему было приказано Алексеем Ивановичем подать матушке лошадь. От хоровода пришлось отказаться, и это страшно его раздосадовало. Скрипя сердце, пошел он на конный двор, ругая про себя старицу, как он сам впоследствии сознавался, самой отборной бранью. Однако лошадь запряг и, подав ее к крыльцу келлии, попросил доложить матушке, что лошадь готова. Но старица, выбежав из келлии, грозно закричала: "Уезжай отсюда!!!.. Пошел прочь!.. Я с тобой сегодня не поеду!... Ступай! Ступай!". Так и пришлось ему вернуться на конный двор и отпрячь лошадь. Однажды, рассказывает крестьянка Мышегского завода Дарья Ивановна Гуслистова, в пятидесятых годах прошлого столетия, в январе месяце пришла матушка Евфросиния, гостившая в то время у княгини Екатерины Алексеевны Бибарсовой, к моей матери Марфе Алексеевне, взлезла на печку и запела: "На печке звезда взошла высоко, и видно ее далеко, и осветила весь белый свет". В это время в избу вошел литейщик завода Евдоким, лет 25, человек доброй христианской жизни, которого старица очень любила. Старица посмотрела на вошедшего, слезла с печи, взяла маленькую иконку святителя Николая Чудотворца и, обращаясь к Евдокиму, сказала: "На, раб Божий Евдоким, благослови меня". Тот смущенно проговорил: "Матушка, я не могу вас благословить, вы меня благословите". Но старица все-таки настояла на своем, сделала три земных поклона, и он благословил ее этой иконой. Она приложилась к ней и затем, приняв из его рук образ, в свою очередь благословила его со словами: "Господь благословит тебя на твои подвиги жизни". И Евдоким действительно в скором времени вступил на путь подвижничества, уйдя с благословения старицы в Оптину Пустынь и приняв там монашество с именем Михаил. Проживавшая на Мышегском заводе Евдокия Ивановна Смирнова рассказывала: "Моя мать, оставшись после смерти мужа вдовой с малолетними детьми, жила очень бедно и сильно сокрушалась о том, что не может купить себе корову. Раз как-то вечером я и сказала ей: "Ведь мать Евфросиния всем помогает, попроси-ка ты у нее корову". На это мать ничего мне не ответила. На другой день утром входит к нам в избу матушка Евфросиния и говорит: "О-о-о, меня ныне Алеша (Цемш) уж и ругал за корову. Ты, говорит, все собираешься ее кому-то отдать, она вон, гляди, и заболела, и молока не дает". Однажды, находясь в имении г-жи М.С. Пушкиной в с. Коростине, Алексинского уезда, Тульской губ., блаженная старица вместе барышнями отправилась к их приходской вдовой диаконице. У этой вдовы был сын, который в то время кончал курс духовной семинарии, отлично учился, подавая своей матери лестные надежды. Мать с нетерпением ждала той минуты, когда сын окончит курс и поступит на священническое место, дав ей тем самым возможность тихо, без лишних забот и изнурительных хлопот скончать дни свои под его радужным кровом. Эту-то диаконицу и пришла теперь навестить матушка Евфросиния. Посидев у нее некоторое время, старица выразила желание посмотреть ее хозяйство; пошли за ними и барышни. Походив по дому и около него, блаженная, обращаясь к дьяконице, сказала "Ах, как у тебя везде все хорошо! Живи, живи тут!" Тогда барышни заметили: "Матушка, у нее есть сын, который отлично учится и скоро кончит курс. Она ждет - не дождется, когда он кончит и поступит на место, тогда и она переедет к нему жить". Старица, как будто не слыша их слов, опять проговорила: "У тебя все прекрасно! Живи тут, живи!" Подумав, что блаженная или не поняла, или не расслышала их слов, барышни громче повторили свои предложения, но старица твердила одно: "У тебя прекрасно все! Живи тут, живи!" Никто в то время не понял, почему матушка Евфросиния так настойчиво твердила об одном и том же. Лишь позже, когда сын вдовы диаконицы, окончив курс, породнившись с преосвященным Евсевием, архиепископом Могилевским, и заняв хорошее священническое место, опасно заболел и умер. Для всех тогда стало ясно, что слова блаженной старицы, с такой настойчивостью повторявшиеся ей несколько лет тому назад, были пророческими. Бедная вдова диаконица в первое время после поступления сына на место, продавшая, было, кое-что из своих построек и вещей, и уже перебравшаяся к нему на жительство, похоронив его, должна была возвратиться на свое старое пепелище и здесь уже доживать остаток дней своих. В другой раз М. С. Пушкина, беседуя со старицей, подумала: "Ведь при императрице Екатерине II три фрейлины одновременно покинули дворец: одна, Соломия, погребена в московском мужском Симоновом монастыре, другая - матушка Евфросиния, где же третья-то? Тогда матушка, провидя ее мысли, сказал "Марфушка в Суздале, такая пьяница была, а теперь чудеса творит". Помещица Наталья Адриановна Корелова несмотря на укоризны и насмешки своего мужа, всегда радушно принимала у себя матушку Евфросинию, относясь к ней с искренней любовью и глубоким уважением. Однажды старица приехала навестить Корелову. Все вышли встретить глубокочтимую гостью и помочь ей выйти из повозки. Вышел и муж Кореловой, Николай Афанасьевич, и, смотря на предлагаемые ей усердные услуги, не без насмешки подумал: "Какая она монахиня? Подпоясана веревкой, покрыта тряпкой". В ответ на эти сокровенные мысли Корелова блаженная старица, войдя в дом, поклонилась ему до пола и сказала: "Прости меня, что я подпоясана веревкой, покрыта тряпкой, ведь я не монахиня". В другой раз Корелова, будучи беременна, обратилась к старице с вопросом: " Матушка, кто у меня родится: мальчик или девочка"? "Кусок мяса", - ответила блаженная. Действительно, родился мертвый недоношенный ребенок. Вдова губернского секретаря София Семеновна Неаронова, лично знавшая старицу Евфросинию, рассказывает: "Матушка Евфросиния неоднократно посещала дом моих родителей, Семена Никитича и Ольги Андреевны, проживавших в то время в г. Алексине. Однажды приходит она к нам и просит мою мать подарить ей чепчик. Та подает ей, но матушка, отказываясь взять его, говорит: "Не этот, другой, который ты вчера выпялила". И в самом деле, мать только что накануне кончила работать в пяльцах новый чепчик. Удивляясь прозорливости старицы, мать поспешила исполнить ее желание. Матушка Евфросиния сейчас же надела на себя чепчик и вышла на двор, где дожидалась наша лошадь. Сев в экипаж, она ударила рукой по плечу кучера, говоря: "Ну! вези меня, солдат", - на что тот ответил: "Мне, матушка, не служить". А блаженная ему на это возразила: "Что, думаешь, ошиблась?". И действительно, не ошиблась она. Осенью того же года господа за что-то прогневались на него и отдали его в солдаты. "В другой раз, - рассказывает та же Софья Семеновна, - моя мать поехала в гости к своим хорошим знакомым, к городскому судье Николаю Афанасьевичу Корелову и его жене Наталье Адриановне. Когда мать приехала к ним, матушка Евфросиния была уже там и встречала ее в передней, говоря: "А, пироги привезла, да еще с горохом; давай их сюда", - при этих словах она взяла у матери пирог с горохом, оставив в ее руках другой - с кашей". Протоиерей Николаевской г. Алексина церкви, о. Сергий Иоаннович Архангельский, со слов своего покойного тестя, священника той же Николаевской церкви о. Феодора Матвеевича Глаголева, в свое время рассказывал: "Умер в Алексине потомственный почетный гражданин Иван Феодорович Маслов, оставив миллионное наследство дочери своей, девице Елизавете Ивановне, которая после похорон отца пригласила к себе старицу Евфросинию и, попросив ее помолиться об упокоении души его, спросила у матушки, чем она может за это благодарить ее, на что мать Евфросиния ответила, что она желает иметь пестрый полосами шлафрок покойного. Елизавета Ивановна была в недоумении: она не помнила, чтобы у ее отца был такой шлафрок, а когда спросила об этом давно живущую у них старушку няню, то получила ответ, еще более убеждавший ее в том, что у покойного Ивана Феодоровича не было такой одежды. Елизавета Ивановна сообщила об этом матушке Евфросинии, на что та не то с укоризной, не то недовольством ответила только: "Ну, вот"! Тогда Елизавета Ивановна послала за своей дальней родственницей, чуть ли не постоянно пребывавшей у них и помогавшей им вести их обширное хозяйство. Оказалось, та помнила, что, действительно, только очень давно, у покойного Ивана Феодоровича был такой шлафрок, но цел ли он и где, она затруднялась на это ответить. Молодая хозяйка поставила на ноги всю имевшуюся в доме прислугу, но нужного шлафрока нигде не могли найти. Опять Елизавета Ивановна сообщила об этом матушке и опять получила от нее тот же и в том же тоне ответ. Не желая огорчить старицу и отпустить ее от себя ни с чем, Елизавета Ивановна стала предлагать ей другие подобные пестрые с полосами, но более ценные одежды покойного. Тогда блаженная сказала: "Идите, ищите его в мезонине"! И действительно, шлафрок, поиски которого причинили столько хлопот, оказался в мезонине в самом дальнем углу в куче разных отслужившихся и негодных к употреблению вещей. Проживавшая в г. Алексине на Рыбной улице в собственном доме Мария Семеновна Хвисенко со слов некоей Елизаветы Ивановны, ухаживавшей в свое время за матушкой Евфросинией, передавала: "Старица Евфросиния при своей жизни несколько раз говорила Елизавете Ивановне: "Ох, Лиза, Лиза, будешь ты сидеть в темнице после моей смерти"! Эти пророческие слова блаженной, тогда никому не понятные, действительно сбылись. Спустя долгое время после смерти матушки Евфросинии Елизавета Ивановна за пять лет до своей кончины ослепла на оба глаза. В деревне Свинка, прихода села Колюпанова, у г-на Маслова жил управляющей со своим семейством. Жена его была женщина во всем опытная и к тому же обладавшая добрым сердцем: она всем старалась делать только одно хорошее. За это ее все любили и уважали, любила ее и блаженная старица и потому часто посещала ее. Однажды матушка Евфросиния приехала к ней ночевать в то время, как сам управляющий был в отлучке по делам службы. Старице отвели отдельную комнату. В 12 часов ночи блаженная вдруг закричала: "Батюшки! Двенадцать волков напали!" Жена управляющего, думая, что матушка бредит, стала ее будить, но та ничего ей не ответила, как будто, не слышала. В час ночи приехал управляющий. Жена отперла ему дверь, да так и ахнула: "Что с тобой?!- с трудом проговорила она. - На тебе лица нет!" - муж был бледен, как полотно. "Будешь бледен, - сказала старица, выглянув из своей комнаты, - на него двенадцать волков напали! " Действительно, как рассказал потом управляющий, в дороге на него напали волки. Сколько их было, он в страхе не мог разобрать. Помнит лишь, что их было много, и что некоторые из них даже вскочили к нему в сани. Свое спасение от грозившей ему ужасной смерти приписывал исключительно благодатному действию молитв старицы-подвижницы, матушки Евфросинии. Не в одних словах, но и в поступках и действиях блаженной старицы, на первый взгляд смешных и странных, обнаруживался иногда ниспосланный ей свыше великий дар прозорливости. Так, однажды, собираясь в деревню Свинку к той же жене управляющего, матушка Евфросиния захватила с собой горшок каши, спрятала его под полу и поехала. Когда она подъезжала к дому управляющего хозяйка, увидев ее, вышла со своими детьми встретить и помочь ей выйти из повозки. Лишь только старица опустила ногу с повозки, как горшок с кашей выскользнул у нее из под полы и, ударившись об землю, вдребезги разбился, а черепки разлетелись в разные стороны. Все, видевшие это, засмеялись, недоумевая, откуда взялся у матушки горшок с кашей. Но скоро всем стало ясно, что не смеяться нужно было при этом, а плакать: разбившийся горшок и разлетевшиеся черепки предзнаменовали собой семейное несчастье. Вскоре после этого управляющий подпал под гнев господ, лишился места и крова; все, что было припасено про черный день, скоро было прожито, и всех трех своих сыновей пришлось ему услать в разные стороны в услужение. Так разбилось все его более чем тридцатилетним упорным трудом созданное благосостояние. Прозорливость старицы еще при ее жизни для громадного большинства была признанным явлением. Благодатная сила Божия, действовавшая в блаженной старице Евфросинии, проявлялась и в даровании исцелений. Жена священника о. Павла Просперова в свое время рассказывала: "Когда я была еще девушкой, в нашем доме в качестве моей компаньонки гостила родственница. Однажды она так сильно заболела, что была вынуждена лечь в постель. В это время мы узнали, что матушка Евфросиния, перед тем где-то гостившая, возвратилась к нам в Колюпаново, и я уговорила больную пойти к старице. С большим трудом удалось мне довести больную до дома помещицы Н. А. Протоповой, где жила блаженная. Когда мы пришли к матушке, она встретила нас и, обращаясь к больной, сказала: "Ты еще здесь?" На это больная, указывая на меня, ответила: "С кем же мне оставить ее?" Тогда старица, положив свою руку ей на голову, проговорила: "Дай Бог тебе здоровья, что ты ее не бросаешь!" И больная с этого момента стала здорова и весела, как и всегда. "Сестра, теперь я совсем здорова, - сказала она, обращаясь мне, - ведь матушка точно шубу с меня сняла!" После этого нас пригласила к себе госпожа Протопопова. Сидя здесь, бывшая больная увидела, что матушка ласкает собачку, и подумала: "Разве святые спасались с собачками?" В ту же минуту старица, не говоря ни слова, схватила собачку и выбросила ее в открытое окно. Что касается самой помещицы Н. А. Протопоповой, то можно сказать, что старица Евфросиния была ее домашним врачом-молитвенником. Она почти постоянно болела: у нее страдал весь организм. На одной ноге у нее была ужасная рана, из которой по временам выпадали мелкие кости; малейший толчок причинял ей ужасные страдания, а старица иногда палкой ударяла по больной ноге, и боль утихала! Немало страдала больная и от продолжительных припадков, которыми мучил ее бес. Вот что рассказывает об этих мучительных припадках очевидец их, иерей о. Павел Просперов в своих записках: "Больная терзалась и неистовствовала при появлении святыни. Очень тяжело было ей в торжественные праздники, как, например, в дни: Богоявления, Сошествия Св. Духа и т. п., а также в дни, особо отмеченные православной Церковью, каковы, например, первая, четвертая и Страстная седмицы Великого поста. Но особенно сильно мучили ее припадки накануне и в день памяти святителя Митрофания Воронежского чудотворца (23 ноября). Накануне этого дня в доме Н. А. Протопоповой ежегодно совершалось всенощное бдение. В первый же год моего поступления в Колюпаново мне пришлось быть свидетелем ужасного припадка, случившегося с Протопоповой под день святителя Митрофания при чтении Евангелия за всенощной. На другой год, когда меня попросили отслужить всенощную накануне дня памяти святителя Митрофания, я пошел, предварительно захватив с собой требник, с намерением, в случае повторения подобных припадков, прочитать заклинательную молитву во время пения и чтения причетников, и оставил его в передней. Когда с Протопоповой и на этот раз случился припадок, я во время "Бог Господь" пошел за требником. Больная вдруг как закричала: "Как?!... Со мною драться?!... Нет! Нет! Ты меня не одолеешь, ты меня не выгонишь, а я, я наведу на тебя то-то и то-то", - при этом она посулила мне разные скорби и беды, которые впоследствии действительно пришлось испытать. Если, бывало, больная в припадке скажет: "пойду к тому-то или туда-то (называя при этом известных нам лиц) и наделаю там то, что не разберут они и сами", - действительно, в тот момент этих лиц постигала та или иная неприятность. Справляешься, бывало, после и узнаешь: у одного в это время случилась значительная кража, в другом месте произошла драка, там - непримиримая вражда и т.п. Иногда больная в припадке скажет, бывало: "Пойду к попу! - И тут же, скрежеща зубами, простонет, -Ах! Старуха не пускает меня к нему: везде загородила! А матушка Евфросиния, действительно когда бывала у меня в доме, часто делала крестное знамение на всех дверях и окнах. Вот во время таких-то припадков старица придет, бывало, к больной, бросит свою палку в ее постель, и больная скажет: "Сколько нас было тут! Старуха всех нас разогнала!" - потом смолкнет и успокоится. Однажды у Н. А. Протопоповой несколько дней сряду шла кровь горлом, и она до того ослабела, что едва-едва переводила дыхание. В окружающие уже отчаялись в надежде виде ее живой. Это было в ненастное осеннее время. Старица приказала истопить баню (она всегда приказывала), велела поставить в печку котел с лошадиным пометом. Когда все было готово, блаженная пришла в баню, сама вымешала в котле руками, легла на лавку и приказала принести к себе больную. Ее приказание не хотели, было исполнить, опасаясь за здоровье больной, особенно в виду ненастной погоды и удушливого воздуха в бане, но блаженная настаивала на своем требовании. Когда об этом сообщили больной, та, узнавши требование старицы, приказала себя нести к ней, заявив, что с ней она готова даже умереть. Едва только поднесли больную к бане, как блаженная запела: "Царю Небесный...". Больная еще громче стала вторить ей. Когда же стали мыть больную, юродивая начала дразнить ее голосом, козла: "Бя-а-а...". А больная в изнеможении кричала: "Ой, жарко! Уйду! Уйду! Душно!". Но старица не обращала на это внимания, пока не вымыла больную. При этом блаженная запрещала девушкам мочить больной пораженную ногу, а сама всю ее смочила.
Окончив мыть, блаженная приказала отнести больную в ее спальню, а сама пошла в свою комнату. Но не прошло и десяти минут, как уложили больную в постель, старица снова явилась к ней, потребовала чаю и приказала ей вставать. Та легко и охотно исполнила приказание блаженной: встала, оделась, села за чай, сама пила и угощала старицу. С этого момента здоровье больной поправилось. Помещик Александр Петрович Полосков, родной племянник Н. А. Протопоповой, обручившись с девицей Марией Сергеевной Горчаковой, заболел какой-то непонятной болезнью, которая с каждым днем все усиливалась. Больной стал впадать в исступление, царапать лицо и руки, лезть на стену, кричать, что его испортила какая-то купчиха в Калуге. В конце концов, его пришлось отправить на излечение в город. Там он пролечил все, что имел, но облегчения никакого не получил, и пользовавшие его врачи, наконец, отказались лечить его, не найдя ничего лучшего, как посоветовать ему возвратиться туда, откуда он и приехал - в деревню. Больной повиновался, переселился в Колюпаново, к тетке. Положение его с каждым днем становилось все серьезней и серьезней. Протопопова сообщила об этом родителям Полоскова, и те приехали проститься со своим единственным сыном, заживо оплакивая его. Для них было ясно, что уже нет никакой надежды на благополучный исход его болезни. Одна Наталья Алексеевна не теряла надежды на его выздоровление: она твердо верила, что благодатная сила молитв глубокочтимой ею матушки Евфросинии могла бы вернуть к жизни опасно больного. Эту свою горячую веру она теперь старалась, как могла, передать своей сестре Екатерине Алексеевне, и ее мужу - родителям Александра Петровича, убеждая их обратиться к старице с просьбой помочь их горю. Много времени и пламенных слов было потрачено Протопоповой на это. Дело в том, что Полосковы ничуть не верили в силу молитв старицы, для которой у них не находилось ничего, кроме насмешки. Стоило, бывало, Протопоповой заговорить в их присутствии о матушке Евфросинии, как Екатерина Алексеевна с иронией замечала: "У тебя там все святые!" Однако теперь слова Протопоповой, а еще больше, может быть, самая горечь сознания скорой неизбежной тяжелой потери, в конце концов, затеплили, хотя и ненадолго, в одебелевших сердцах родителей Полоскова пламень веры, и они со слезами на глазах пали к ногам великой подвижницы блаженной старицы Евфросинии, прося ее исцелить их сына, обещая в благодарность подарить ей любую корову. Старица приказала приготовить ванну и, положив туда разной травы и березовых листьев, посадила в нее больного, который долго не желал ей повиноваться, укоряя ее в сумасбродстве. Часа два или больше продержала она его в ванне и, когда он уже совершенно изнемог, уложила его в постель. Он скоро и крепко заснул. А сама старица пошла к Н. А. Протопоповой и приказала готовиться к свадьбе, варить брагу. На другой день утром блаженная, разбудив Протопопову, приказала послать за невестой, сама же пошла, привела больного в дом, велела подкрепить его чаем и пищей, и он стал здоров и весел. Так во вторник родители Полоскова оплакивали своего единственного сына, а в пятницу той же недели праздновали его бракосочетание. Только Полосковы оказались неблагодарными по отношению к своей благодетельнице. Они обещали подарить ей корову и не исполнили этого обещания, за что и были наказаны Богом: в том же году у них пало 16 штук тирольского скота. Прошло после этого лет около восьми, Александр Петрович Полосков служил в Туле чиновником особых поручений, Екатерина Алексеевна, как и раньше, часто приезжала в Колюпаново навестить свою сестру г-жу Протопопову. В один из таких своих визитов она повстречалась с блаженной Евфросинией, которая, подавая ей два маленьких глиняных горшочка с крышечками, сказала: "Возьми эти горшочки и вари своим двум внучатам кашу". Полоскова не сразу поняла весь пророческий смысл этих слов. Лишь когда немного времени спустя после этого умерла ее невестка, жена Александра Петровича Полоскова, оставив на ее попечение двух малолетних детей Анатолия 7-и лет и Эмилию 4-х лет, для нее все стало ясно. В 1848 году повсеместно свирепствовала холера, ежедневно унося множество жертв, а в приходе с. Колюпанова по молитвам блаженной старицы Евфросинии даже общая смертность была, как свидетельствуют хранящиеся в церковном архиве метрические книги, меньше предыдущих и последующих лет. Священник о. Павел Просперов рассказывает: "Однажды зимой пришла ко мне матушка Евфросиния и легла на диван, приказала мне снять с нее ботинки, что я охотно исполнил. Полежав на диване некоторое время, она собралась идти, я предложил ей свои услуги обуть ее, на что матушка ответила: "Возьми себе мою обувь, да смотри, береги ее", - а сама пошла босая. Спустя несколько времени после этого, жена моя заболевает водянкой, страшно пахнет, особенно пахнут ноги; мы не можем придумать, во что обуть ее. Вдруг мне приходит в голову мысль на ночь обуть ее в матушкины ботинки! И что же!? К утру следующего дня опухоль значительно уменьшилась, а еще через день совершенно исчезла - жена стала совершенно здоровой и болезнь эта у нее более не повторялась". Упоминавшаяся уже у нас помещица Наталья Адриановна Корелова однажды трое суток мучилась родами. Приглашенные врач и акушерка испробовали все средства, недоумевали, как и чем помочь страждущей, и решили сделать операцию. Соглашаясь на операцию, Корелова изъявила желание сначала исповедаться и приобщиться Св. Тайн. Был приглашен священник. Между тем больная несколько раз посылала за матушкой Евфросинией, но ее нигде не могли найти. Вдруг к общему удивлению старица сама приезжает и, входя к больной, говорит: "Что у тебя за народ?! Или свадьба какая"? Затем, выслав всех из спальни, блаженная начала растирать бока и спину больной дерерянным маслом. Покончив с этим, старица проговорила: "Ну, Христос с тобой! Поздравляю с дочкой! Ударят в колокол, и ты родишь". Матушка была на отходе ранней обедни, а как только начался благовест к поздней, Корелова разрешилась от бремени рождением дочери Анны. В другое время у Кореловых заболел какой-то непонятной болезнью дотоле резвый, совершенно здоровый мальчик Николай- он не мог двинуть ни одним членом и большую часть времени находился в бессознательном состоянии. Когда мать и отец, сильно огорченные этим, не знали, что делать с больным сыном, их посетила блаженная старица Евфросиния. Она приехала к ним нежданная и незваная. Едва только успела она повидаться с хозяевами, как Наталья Адриановна обратилась к ней с усердной просьбой полечить больного. Старица дала какой-то травы и приказала заварить ее, а когда больной придет в себя, напоить этим настоем. Бывшая при этом няня подумала: "Что она? Бог знает, какой травы дает, и велит поить его". "Что тебе за дело, - обернувшись в ее сторону, сурово сказала старица, - какой я травы даю?! Может быть, я с печи сору дам, - вы должны принимать!" Старица уехала. Отец ребенка не пожелал исполнить приказание блаженной, а пригласил врача, по рецепту которого и дал больному лекарство, - ребенок стал холодеть, дыхание остановилось и только сердце еще слабо работало. Родители пришли в ужас. Мать больного, укорив мужа за то, что он не захотел исполнить приказание старицы, послала его просить у блаженной прощения и помощи. Старица сначала не приняла его, но когда он пал на колени и со слезами на глазах стал молить о прощении и помощи, блаженная, сделав ему предварительно выговор за пренебрежительное отношение к ее траве и за приглашение доктора, приказала напоить больного настоем данной ею раньше травы. Возвратившись домой, Корелов на этот раз уже безо всякого колебания приказал заварить матушкину траву и дать больному. Лишь только влили этого настоя больному в рот, как он ожил, а затем, выпив его с чайную чашку, почувствовал себя совершенно здоровым, только не мог ходить. Матушка и в этом помогла больному. Приехав как-то к Кореловым и увидев, что его носят на руках, она настоятельно приказала поставить его на ноги, сделала над ним крестное знамение и, коснувшись рукой головы его, как бы оттолкнула.от себя, сказав при этом: "Ну, ступай!" - и он пошел. Однажды жена псаломщика села Архангельского (в ... верстах от села Колюпанова) пришла к блаженной старице просить помощи своей больной матери. Старица сказала ей: "Я дам тебе глухой крапивы. Напои больную настоем ее, и будет здорова". Пришедшая подумала: "Крапивы-то у нас и своей много". Тогда блаженная, провидя ее мысли, сказала: "Не только крапивы, - если бы я дала тебе хворосту или соломы, ты должна, не думавши, принимать! Вот и муж твой (она его никогда не видала) тоже усумнился, но, Бог с ним, он человек добрый". К девушке, ходившей за матушкой Евфосинией, приехала однажды сестра проведать. Лошадь выпрягли и пустили в сад на корм, а в саду находились ульи с пчелами. Лошадь, ходя по саду, один из ульев повалила. Рассерженные пчелы набросились на нее и до того изжалили, что хозяева уже не надеялись видеть ее живой. В это время в саду появилась старица. Подойдя к валявшемуся улью, она бросила в него метлу, - пчелы сейчас же вобрались в улей, а лошадь встала и по-прежнему спокойно стала есть корм. Однажды летом в г. Алексине случился падеж скота. Жители были в отчаянии. Никому в голову не приходило обратиться за помощью к матушке Евфросинии, но блаженная старица, видя людское горе, не заставила себя просить. Рано утром, когда выгоняли скот на пастбище, она вышла в середину стада, проводила его до места пастбища - и падеж прекратился. Феврония Николаевна Дыханова, проживавшая раньше в городе Алексине, страдала болезнью ног, не позволявшей ей двигаться. Женщина набожная и глубоко чтившая старицу Евфросинию как великую подвижницу, Феврония Николаевна часто думала: "Должно быть я уж очень грешная, если всем помогающая и всех без различия звания и состояния посещающая матушка Евфросиния не заходит ко мне". Однажды летом в 1851 году сидит она с такими думами у раскрытого окна и видит: по направлению к их бане, на половину вырытой в бугре, идет старица Евфросиния, подходит к ней, ложится на ее крышу и начинает кататься с боку на бок, приговаривая: "Будет наказана! Будет наказана!" Повалявшись некоторое время по крыше таким образом, блаженная подошла затем к окну, у которого сидела больная Феврония Николаевна, села под ним, сняла со своих ног чулки и, подавая их Февронии Николаевне, сказала: "На, Феврония, тебе мои чулки, надень их", - а сама поднялась и пошла. По уходе старицы Феврония Николаевна надела ее чулки на свои больные ноги и сразу все почувствовала себя здоровой. А баня вечером того же дня сгорела. Как выяснилось впоследствии, в этой бане мяли лен, не соблюдая ни праздников, ни воскресных дней. Совершенствуясь в подвигах самоотречения, самоотверженно служа Богу и ближним, юродивая старица Евфросиния достигла, наконец, пределов блаженной вечности. Телесные силы подвижницы заметно ослабевали; уже для всех было ясно, что так ярко горевшая доселе свеча ее жизни догорает, что недалеко уж время отшествия блаженной из сей юдоли плача и скорбей в чертог Небесного Жениха - Христа. Горькое сознание близкой тяжелой утраты, смешиваясь с сильным непреодолимым желанием еще раз, последний раз, пока холодная рука смерти не сомкнула навеки горящих верой и любовью дорогих очей, увидеть глубоко чтимую "матушку Евфросинию", услышать ее полное любви и утешения слово, получить от нее благословение и, наконец, сказать ей последнее "прости" в этой жизни, заставляло всех, знавших блаженную старицу, подняться со своих мест, оставить свои бесконечные житейские заботы и хлопоты и идти туда, где еще теплился светильник жизни великой подвижницы - в Колюпаново. И блаженная старица, несмотря на свою слабость, всех принимала, для всех находила слова одобрения и утешения и не только слова, - от нее никто не уходил без того или другого вещественного напоминания о последнем свидании с дорогой "матушкой Евфросинией." Прощаясь с тем или другим из своих посетителей, старица благословляла их чем пришлось: одному давала крестик, другому образок, иному щепочку, пучок травки, крапивки, платок, чулки, словом - что только попадало под руку. Незадолго до кончины блаженной пришел к ней проститься и ее духовник, о. Павел Просперов. Долго беседовала с ним старица. Среди этой беседы о. Павел попросил, было, открыть ему тайну своего происхождения, но блаженная ответила на это уклончиво: "Спроси у митрополита Филарета, - сказала она, - он все знает". Когда о. Павел собрался уходить, старица прощаясь с ним, подала ему ключ, говоря: "Вот тебе ключ. Ты мой коренной: я тебя поставила сюда священником. Возьми этот ключ, оставайся здесь, кормись им сам и корми других, впоследствии передай его своему преемнику, повторяя эти мои слова". "Долго недоумевал я, - рассказывал впоследствии о. Павел, -откуда у матушки этот ключ, и что он значит, так как никогда раньше я не видывал его у нее. Лишь после смерти блаженной, ходившие за ней девушки сказали мне, что они иногда тайком видели на старице вериги, которые она этим ключом запирала". За три недели до своей блаженной кончины, в воскресенье, во время обедни, старица, выйдя на крыльцо, которое было как раз против церкви, вдруг громко с выражением изумления в голосе стала звать к себе ухаживавшую за ней няню: "Няня! - говорила она в волнении - Ты ничего не видишь? Смотри-ка, вон два Ангела в белых одеждах вышли из церкви и зовут меня к себе: "Евфросиньюшка! Пора, пора тебе к нам"! Такое видение было старице к ряду три воскресенья в одно и то же время, а в четвертое -3 июля 1855 года после литургии, напутствованная Св. Тайнами, она тихо и безмятежно скончалась, имея от роду около 100 лет. Свой смертный час блаженная встретила в том полулежачем положении, которое она обыкновенно принимала на время сна. Так, даже перед лицом смерти ничем не хотела она ослабить святую строгость своей подвижнической жизни. Согласно завещания покойной, многотрудное тело ее было облачено в монашескую одежду и положено в простой гроб, в руки блаженной были вложены кипарисовый крест и четки. Весть о кончине всеми чтимой матушки Евфросинии с быстротой молнии разнеслась по окрестности, и в Колюпаново снова потянулись вереницы паломников. Лица, еще сравнительно недавно приходившие и приезжавшие сюда, чтобы получить последнее благословение горячо любимой матушки, теперь опять тронули в путь, чтобы поклониться ее праху; и при гробе почившей началось почти непрерывное служение панихид. За несколько дней до кончины юродивой 29 июня Н. А. Протопопова, в доме которой жила старица Евфросиния, видя, как быстро иссякают телесные силы блаженной, и желая в случае смерти подвижницы погребсти тело ее в месте, которое соответствовало бы святости ее жизни, отправила преосвященному Димитрию, епископу Тульскому, письмо следующего содержания:
Ваше Преосвященство, Всемилостивый Архипастырь! Двенадцать лет в доме нашем проживает юродивая старица Евфросиния. Здоровье ее в таком положении, что едва ли несколько дней продолжится жизнь ее. Эта богоугодная старица совершала путь свой в продолжение ста лет, и если, по определению Божию, она окончит дни свои в нашем доме, то мы желаем похоронить тело ее в приделе церкви нашей, под полом в трапезе, в селе Колюпаново, Алексинского уезда. Но священник наш без благословения Вашего Преосвященства не решается. Почему я и осмеливаюсь прибегнуть к Вашему Преосвященству с моей покорнейшей просьбой - дозволить в случае смерти этой старицы похоронить тело ее в нашей церкви. Образ жизни и столетний христианский подвиг вывел ее из ряда обыкновенных мирских людей и похоронить тело ее на общем кладбище я не смею оставить на своей совести, почитая дело это не богоугодным. Прося святых молитв и благословения Вашего Преосвященства, имею честь быть с истинным почтением Вашей покорнейшей слугою Наталья Протопопова. 29 июня 1855 года. Село Колюпановка, Алексинского уезда.
На этом письме Н. А. Протопоповой на второй день после смерти старицы последовала такая резолюция Преосвященного Димитрия: "4-е июля 1855 года. Именем Господним благословляю погребсти означенную старицу под трапезою церкви села Колюпановки". Согласно приведенной резолюции преосвященного Димитрия могила для блаженной была приготовлена под трапезой Казанского храма села Колюпанова у северной стены. 7 июля состоялось ее погребение. В Колюпанове в этот день было громадное стечение народа: каждый спешил отдать последний долг почившей и проводить ее к месту вечного упокоения. Небольшой храм села с большим трудом мог вместить лишь незначительную долю желавших присутствовать при погребении всеми чтимой старицы. Большая часть народа вынуждена была стоять вне церкви под открытым небом и здесь возносить свои горячие к престолу Вседержителя об упокоении новопреставленной. Богослужение было торжественное. Литургию совершали три священника, а погребение шесть. Несмотря на жаркое время, почившая лежала в гробу, как живая: не было заметно никаких признаков тления, от гроба исходило благоухание; на благоговейно-спокойном лице подвижницы отражалось неземное блаженство. При заупокойной литургии и совершении погребения пожелала присутствовать больная помещица Н. А. Протопопова. Ее принесли в церковь в кресле и поместили в приделе, ниже правого клироса; рядом с ней стала сестра ее Екатерина Алексеевна Полоскова. Во время Херувимской песни вдруг, к общему изумлению и ужасу, больная вскричала: "Вы ничего не видите, как мать Евфросинья встала из гроба и идет исцелять меня?" При этих словах дотоле беспомощная больная протягивает ноги, слышится треск подколенных жил; затем, обращаясь к сестре, она говорит: "Ну, что, не верила, не верила?! Вот иду, иду!" И действительно встала безо всякой посторонней помощи и подошла ко гробу старицы, сорвала с себя шляпу и зеленый козырек, который носила от болезни глаз, перебросила, через гроб и, взяв руку покойной, крепко-крепко поцеловала ее, говоря: "Благодарю тебя, мать святая, что ты меня исцелила". Потом опять возвратилась на свое место. "Ужас охватил всех видевших это. - Рассказывала впоследствии Екатерина Алексеевна. - С тех пор и я благоговею перед покойной и чту ее память". Кончилось погребение; закрылась гробовая крышка; уже мрачная могила приняла в свои холодные недра честные останки блаженной, навеки сокрыв их от взоров людских, а тысячная толпа благоговейных почитателей покойной все еще медлила расходиться - каждому хотелось еще раз положить земной поклон на дорогой могилке, и в храме не прекращалось служение панихид. На следующий год, в день совершения годового поминовения почившей блаженной старицы Евфросинии, Н. А. Протопопова вновь испытала на себе действие благодатной силы старицы-подвижницы: обычно мучившие ее припадки в этот день повторились с особенной силой, но с тех пор более уже никогда не возобновлялись [8]. Первое время после смерти блаженной место погребения в храме не было отмечено никаким внешним знаком, и потому молящиеся, приходя в храм к богослужению, нередко становились на том месте, где под полом находилась могила подвижницы. По этому поводу старица однажды, явившись во сне своему бывшему духовнику о. Павлу Просперову, сказала: "Зачем позволяешь людям не чистым душой и телом попирать ногами прах мой?!" Проснувшись, о. Павел решил соорудить дощатую гробницу над могилой блаженной, а когда только что приведенные слова старицы и решение о. Павла стали известны А. И. Цемш, управляющему Мышегским чугунно-литейным заводом княгини Е. А. Бибарсовой, тот предложил отлить на своем заводе чугунную плиту на могилу блаженной. Но что написать на этой плите!? Вот тут-то о. Павел и вспомнил слова старицы, сказанные ему при последнем свидании с ней: "Спроси у митрополита Филарета, он все знает", - и отправился в Москву. Принятый митрополитом Филаретом, он рассказал ему все о своем последнем свидании с блаженной старицей Евфросинией и просил его приподнять завесу неизвестности, скрываюшую тайну происхождения великий подвижницы, чтобы знать, что написать о ней на ее надгробной плите. Мудрый архипастырь, по-видимому не считая себя в праве открывать то, что перед своей кончиной не пожелала открывать сама подвижница, ответил на эту просьбу так: "Напишите - Евфросиния неведомая. Буяя мира избра Бог, да премудрыя посрамит". Эти слова, с присоединением: "скончалась июля 3 дня 1855 года", и были начертаны на чугунной плите, сооруженной усердием А. И. Цемш и вделанной в верхнюю доску гробницы старицы. В 1914 году усердием одного из почитателей памяти блаженной старицы Евфросинии, пожелавшего остаться неизвестным, с разрешения епархиального начальства над гробницей подвижницы сооружена деревянная с позолотой сень [9]. Не был обойден заботами почитателей памяти старицы-подвижницы и ее источник. Спустя лет 30 после смерти блаженной, над ее источником усердием и трудами почитателей была поставлена деревянная часовенка-навес на столбах. Случилось так, что постройка этой часовенки была закончена ко дню сошествия Святаго Духа. В этот день и решено было совершить ее торжественное освящение. После литургии при торжественном перезвоне колоколов из Казанского храма села Колюпанова в сопровождении множества народа вышел крестный ход, направляясь к цельбоносному источнику блаженной старицы Евфросинии, где по совершении водоосвящения было совершено и освящение только что созданной часовенки-навеса. Затем под те же ликующие звуки колокольного перезвона крестный ход возвратился в храм. С этого времени в Колюпанове ежегодно в Духов день совершается торжественный ход "к матушкину колодцу". Воздвигнутая над источником старицы-подвижницы деревянная часовенка-навес со временем обветшала и потому в 1909 году была снесена, а на ее месте на средства благотворителей была сооружена деревянная крытая железом часовня и при ней деревянная же купальня, которые и были торжественно освящены 4 июля того же года. Тогда же почитателями памяти блаженной старицы Евфросинии было выражено желание, чтобы впредь в воспоминание этого радостного события в Колюпанове в день 4 июля ежегодно совершалась божественная литургия, а после нее крестный ход к источнику "матушки Евфросинии". Таково происхождение второго ежегодно совершаемого крестного хода на колодезь блаженной. Помимо Духова дня и 4 июля Колюпановская церковь свято чтит день преставления - 3 июля, и день Ангела блаженной старицы Евфросинии - 25 сентября (память преп. Евфросинии Суздальской), выделяя их из ряда обычных дней совершением заупокойной литургии и великой панихиды по старице. Впрочем, всякая панихида на могиле блаженной с августа 1884 года обыкновенно совершается и перед каждой божественной литургией. Происхождение этого обычая таково. В ночь на 2 июля 1884 года священник с. Колюпанова о. Петр Соколов, зять и преемник духовника блаженной старицы Евфросинии, о. Павла Просперова, видит сон. Длинный темный коридор; лишь там, вдали, в самом конце коридора виден свет. Оттуда по коридору идет мужчина в черном, как будто монашеском платье, подходит к о. Петру и говорит: "Пойдемте отрывать. На аршин углубимся, будет благоухание". "На эти слова, - рассказывает в своей записке о. Петр, - я не мог даже одного слов промолвить: меня с головы до ног охватило морозом, испугался до невозможности". Незнакомец между тем повторил свое предложение. На этот раз о. Петр осмелился спросить: "Кого?" Тот отвечал: "Евфросинию", и в это время с того же светлого конца коридора к ним подошла женщина вся в черном и, обращаясь к о. Петру, проговорила: "Отрой меня. На аршин углубишься, будет благоухание". О. Петр, дрожа всем телом, спросил: "Что нужно делать?" Ему отвечают: "Молиться". "Молебны или панихиды служить?" - спрашивает он. Женщина отвечает: "Панихиды". Лица ни мужчины, ни женщины о. Петр не разглядел, так как свет падал на его собеседников сзади. "Это видение, - говорит о. Петр, - до того меня потрясло, что я недели две не мог хорошо уснуть: как только усну, меня будто кто-то толкнет, и я просыпаюсь, начинаю опять припоминать, что видел и соображать, что мне делать. Наконец, помолившись Богу и попросив молитв матушки Евфросинии для подкрепления сил, я с августа месяца начал служить панихиды перед каждой божественной литургией". И с тех пор этот обычай свято соблюдается в Колюпанове.
Умерла блаженная старица Евфросиния, но не умерли ее любовь и сострадание к страждущему человеку. Не стало великой подвижницы, но осталась ее могилка, остался ее источник. К ним-то после смерти блаженной и устремился народ, ищущий благодатной помощи в своих скорбях и недугах душевных и телесных. Некоторых блаженная сама посылала к своему источнику или к своей могилке, являясь им в сонном видении. И шли люди, полные веры в благодатную силу молитв "матушки Ефросинии", шли больные душой и телом, благоговейно припадали к дорогой могилке блаженной старицы, брали песочек с нее и воду из колодца подвижницы и, пользуясь ими с верою, по вере своей и молитвам блаженной получали просимое.
С 1909 года, по указу Его Императорского Величества из Тульской Духовной Консистории (от 7 ноября 1909 г. за №20769) при церкви села Колюпанова заведена особая прошнурованная книга, где записываются случаи благодатного действия силы Божией, изливающейся на верующих по молитвам блаженной старицы Евфросиний, а также случаи проявления особого благоволения Божия по отношению к источнику подвижницы и месту ее последнего упокоения. Вот некоторые из них. http://slil.ru/25137813
Скончалась блаженная Евфросиния 3/16 июля 1855 г. День Ангела - 25 сентября/8 октября. Погребена была в Казанском храме села Колюпанова, близ г. Алексина. Кладезь ея близ р. Оки, между двух гор, покрытых лесом и зеленью.
ded195413
Сообщение: 1
Зарегистрирован: 23.11.07
Отправлено: 23.11.07 19:01. Заголовок: Мир дому вашему! Про..
Мир дому вашему! Продолжайте божие дело. Ангела хранителя Вам и Вашим близким.
Father
Сообщение: 453
Настроение: Слава Богу за всё и за скорбь и за радость!
Зарегистрирован: 17.11.07
Откуда: Украина, Киев
Дорогие форумчане, прочитайте последнее Житие! Оно хоть и большое, но я читала запоем и не могла с Вами не поделиться! Хотела сократить, но там каждое слово нужное
Святая блаженная Ксения родилась между 1719 и 1730 годами, свой спасительный подвиг она несла в Петербурге. О детстве и юности блаженной ничего не известно, память народная сохранила лишь то, что связано с началом подвига юродства Ксении: это была внезапная смерть мужа, умершего без христианского приготовления, Андрея Феодоровича Петрова, служившего в звании полковника певчим придворного хора.
Потрясенная этим страшным событием, 26-летняя вдова решила начать труднейший христианский подвиг — казаться безумною, дабы, принеся в жертву Богу самое ценное, что есть у человека — разум, умолить Создателя о помиловании внезапно скончавшегося супруга Андрея. Во спасение своего мужа Ксения отказалась от всех благ мира, отреклась от звания и богатства и, более того, от себя самой: она оставила свое имя и, приняв имя супруга, прошла так весь свой жизненный путь. В день похорон мужа блаженная надела его одежду: камзол, кафтан, штаны и картуз — и пошла провожать гроб супруга. Родственники мужа и знакомые Ксении думали, что смерть Андрея Феодоровича внезапным горем помрачила сознание молодой вдовы. “Не зовите меня больше Ксенией, но зовите меня Андреем Феодоровичем”, — с такими словами Ксения стала скитаться по улицам Петербурга, сообщая всем, знавшим ее, что “Ксеньюшка моя скончалась и мирно почивает на кладбище, аз же грешный весь тут”.
Овдовевшей Ксении отошло имущество Андрея Феодоровича — дом, который он имел в приходе церкви апостола Матфея на Петербургской стороне. Часть этого дома снимала одна благочестивая христианка Параскева Антонова, хорошо знавшая Ксению и давно бывшая с нею в дружбе. Утешая после похорон “помрачившуюся умом” вдову, Параскева в причитаниях спросила: “Как же ты будешь жить теперь, матушка?” На это начавшая свой подвиг юродства Ксения ответила: “Да что, ведь я похоронил свою Ксеньюшку, и мне теперь больше ничего не нужно. Дом я подарю тебе, только ты бедных даром жить пускай; вещи сегодня же раздам все, а деньги в церковь снесу”.
Тогда Параскева Антонова стала упрашивать Ксению не делать этого, но Ксения твердо отвечала: “Господь питает птиц небесных, а я не хуже птицы. Пусть воля Его будет”.
Услышав о таком решении, Параскева из жалости к “повредившейся умом” вдове обратилась к родственникам ее покойного мужа с просьбой отвратить Ксению от такого неразумного поступка. Родные Андрея Феодоровича подали прошение начальству умершего, чтобы оно не позволяло Ксении в безумстве раздавать свое имущество. Ксения была вызвана на обследование, в заключении которого было признано, что она совершенно здорова и имеет право распоряжаться своим имуществом.
После этого блаженная Ксения раздала все, принадлежавшее ей, и в одном мужнином костюме вышла на улицу на свое подвижническое странствие. Теперь какого-либо определенного местожительства Ксения не имела. В странном своем одеянии она целыми днями бродила по Петербургской стороне, по преимуществу в районе прихода церкви святого апостола Матфея. Встречающимся знакомым и обращающимся к ней по имени она с досадой говорила: “Ну какое вам дело до покойницы Ксении, она вам ничего худого не сделала”.
Через некоторое время все могли убедиться в безумстве молодой вдовы: ее странный костюм и невразумительные разговоры, ее кротость и незлобие давали повод злым людям и в особенности шалунам мальчишкам глумиться над блаженной. Целыми днями она скиталась по улицам Петербурга; зимой и летом, в зной и стужу подвергаясь всяким нападкам и насмешкам, она, непрестанно молясь, безропотно несла свой спасительный подвиг.
В это время началось строительство новой каменной церкви на Смоленском кладбище. Воздвигнутое строение было уже весьма высоким, так что каменщикам приходилось сначала поднимать кирпич на леса, а потом возводить кладку. Тогда блаженная Ксения решила тайно, по ночам, помогать строителям. Она целыми ночами поднимала кирпич и складывала на лесах. Наутро приходили рабочие и очень удивлялись случившемуся.
Мало-помалу к таким странностям блаженной привыкли, многие стали считать, что от помрачившейся умом можно ожидать чего угодно, однако некоторые, наиболее чуткие христиане, стали замечать, что Ксения не простая глупая побирушка. Милостыню, которую ей предлагали, она брала не у каждого, но только у людей доброго сердечного расположения. Всегда брала только копейку и тут же отдавала ее таким же бедным и нищим, как и она сама.
После того как мужнин камзол и кафтан истлели, Ксения стала одеваться зимой и летом в жалкие лохмотья, а на босых ногах, распухших от мороза, носила рваные башмаки. Многие христиане предлагали Ксении теплую одежду, обувь, милостыню. Блаженная ничего не соглашалась взять, но неизменно одевалась либо в красную кофточку и зеленую юбку, либо в зеленую кофту и красную юбку. Это были цвета одежды покойного Андрея Феодоровича.
Днем Ксения как безумная бродила по городу, а на ночь укрывалась от глаз людских, выходя за город, в поле, и там пребывала в молитве. Так ее однажды и застали обеспокоенные ночными исчезновениями Ксении горожане.
Только в редких случаях оставалась Ксения на ночлег у знавших ее благочестивых людей — Параскевы Антоновой, Евдокии Гайдуковой и Пелагеи Черпаковой.
Блаженная все обиды и печали сносила безропотно. Лишь однажды, когда Ксения уже стала почитаться за угодницу Божию, жители Петербургской стороны видели ее в страшном гневе. Уличные мальчишки, завидя юродивую, стали над ней смеяться, дразнить ее. Блаженная безропотно сносила это. Но злые дети не ограничивались одними издевательствами, они стали бросать в нее грязью и камнями. Тогда Ксения бросилась за мальчишками, грозя им своею палкою. После этого случая никто не отваживался обидеть блаженную.
Окружающие блаженную Ксению стали обращать внимание, что в ее словах и поступках часто кроется какой-то глубокий смысл. Замечали, что если Ксения просила чего-либо, это был знак грядущей невзгоды или беды для того, у кого она спрашивала. Если же Ксения подавала кому-либо что-то, это означало, что в скором времени этому человеку будет внезапная радость. Позднее, когда блаженную стали почитать за прозорливицу, стоило ей только появиться на рынках и улицах города, как всякий, знавший ее, предлагал ей свои услуги. Купцы открывали свои лотки и прилавки со всевозможными съестными и прочими товарами. Все наперебой упрашивали “Андрея Феодоровича” взять или отведать что-либо, ибо замечали, что если Ксения брала что-нибудь, у хозяина торговля бывала очень удачной. Извозчики, завидя блаженную издали, гнали лошадей, прося Ксению проехать с ними хотя бы несколько шагов, ибо это приносило им удачу. Особый дар блаженной Ксении состоял в устройстве семейного быта христиан. Матери детей были убеждены, что если блаженная приласкает или покачает в люльке больного ребенка, тот непременно выздоровеет. Посему они, завидя Ксению, спешили к ней со своими детьми, прося ее благословить или просто погладить их по голове.
Своим великим смирением, подвигом духовной и телесной нищеты, любви к ближним и молитвою стяжала Ксения благодатный дар прозорливости. Этим своим даром многим она помогала в деле жизненного устройства и душевного спасения. Так, однажды блаженная, зайдя в гости к купчихе Крапивиной, беседовала с хозяйкой и принимала от нее угощения. Жалея молодую купчиху, столь радушно ее принимавшую, и предвидя близкую смерть последней, Ксения пожелала сказать ей о необходимости должного христианского приготовления к смерти. Посему, уходя, она во всеуслышание сказала: “Вот, зелена крапива, а скоро, скоро завянет”. Все слышавшие это гости Крапивиной не придали словам Ксении должного внимания, однако после внезапной скоропостижной смерти молодой купчихи, вспомнили эти слова и весьма были поражены и потрясены.
Известен случай, когда блаженная Ксения заботилась о благе и спасении еще не родившегося младенца. Приходит она как-то к своей давнишней знакомой Параскеве Антоновой, которой подарила свой дом, и говорит: “Вот ты тут сидишь да чулки штопаешь, а не знаешь, что тебе Бог сына послал! Иди скорее на Смоленское кладбище!” Параскева весьма смущенно восприняла эту нелепицу, однако послушалась блаженную и пошла. На одной из улиц Васильевского острова, у самого кладбища, увидела она толпу народа и, подойдя, узнала, что какой-то извозчик сбил с ног беременную женщину. Здесь же на земле женщина родила мальчика, а сама скончалась. Все пытались узнать, кто эта женщина и где ее родственники, но тщетно. Увидев во всем случившемся перст Божий, Параскева взяла мальчика к себе и, несмотря на усиленные старания найти отца, должна была в конечном счете усыновить младенца. Она взяла его в свой дом, бывший дом блаженной, и воспитала по всей строгости христианской жизни. До глубокой старости содержал он ее и весьма почитал как свою мать. Параскева благодарила Бога и рабу Божию Ксению за ее повеление принять на воспитание сына.
Ксения всегда принимала участие в устроении жизни благочестивых христиан. Она часто бывала в семье Голубевых, состоявшей из матери-вдовы и ее семнадцатилетней дочери. Блаженная Ксения очень любила эту девушку за ее кроткий, тихий нрав и доброе сердце. Однажды она неожиданно появилась в дверях их дома как раз в тот момент, когда мать и дочь в столовой готовили кофе.
Обратясь к дочери, Ксения сказала: “Эх, красавица, ты тут кофе варишь, а муж твой жену хоронит на Охте. Беги скорее туда!”
Девушка была весьма смущена услышанным. “Как так? — возразила она. — У меня не только мужа, но и жениха-то нет. А тут какой-то муж, да еще жену хоронит?” Но Ксения сердито настаивала: “Иди!”
На кладбище мать с дочерью увидели похоронную процессию. Хоронили молодую жену одного доктора, скончавшуюся при родах. Молодой вдовец безутешно рыдал, а увидев могильный холм над прахом супруги, лишился чувств и свалился на руки едва успевшим подбежать Голубевым. Когда он пришел в себя, мать и дочь как могли старались утешить несчастного. Так состоялось их знакомство. Через некоторое время оно возобновилось, а год спустя доктор сделал дочери Голубевой предложение. Брак их оказался счастливым. Они прожили долгую и благочестивую жизнь, а умирая, заповедали чтить память блаженной прозорливицы и следить за ее могилкой.
Еще при жизни своей блаженная Ксения была многим христианам скорой в бедах помощницей. Как-то раз встретила она одну благочестивую женщину, свою знакомую, и, остановив ее, вручила ей медный пятак с изображением всадника и сказала: “Возьми пятак, тут царь на коне; потухнет”. Ничего более не добавив, она пошла дальше. Обескураженная женщина отправилась домой, недоумевая, что бы могли значить слова Ксении. Едва выйдя на свою улицу, она с ужасом увидела, что в ее доме пожар. Но не успела она даже добежать до поглощаемого пламенем строения, случилось чудо — по милости Божией огонь удалось остановить, людская помощь подоспела вовремя. Тут только поняла женщина, что означали слова блаженной: “Возьми пятак, потухнет!”.
Юродивая Ксения в подвиге юродства подвизалась 45 лет; можно утверждать, что блаженная отошла ко Господу в самом начале девятнадцатого века, около 1803 года. Отпевание добровольной страдалицы совершалось в церкви апостола Матфея. Погребена была святая угодница Божия на Смоленском кладбище Петербурга, где в свое время помогала строить церковь в честь иконы Божией Матери, именуемой Смоленская.
Чудеса, творимые блаженной, не прекратились и после ее смерти. Так, в одной семье перед намечавшейся свадьбой невеста и ее мать отслужили панихиду на могиле блаженной Ксении; свадьба сейчас же расстроилась, так как публично обнаружилось, что жених — преступник и убийца, бежавший с каторги. Некто А. А. Романов был смертельно болен; и вот, супруге его, сидевшей ночью у постели больного, явилась в видении старая женщина, назвавшаяся Ксенией, которая сказала, что муж ее выздоровеет и что будущий их ребенок будет девочкой, а назвать ее следует Ксенией. Все так впоследствии и произошло.
Случалось, что в моменты панихид или молебствий на могиле блаженной Ксении она являлась молящимся в виде старой женщины с посохом в руке. Если видение случалось виновнику бедствий, то вид этой женщины был грозен и повеления непререкаемы. Например, одному человеку, страдавшему сильной приверженностью к винопитию, но за которого молились усердно мать и жена, Ксения явилась в видении и сурово сказала: “Брось пить! Слезы матери и жены твоей затопили могилу мою!”
Со дня кончины блаженной Ксении прошло около двух веков, однако творимые по молитвам сей угодницы чудеса не иссякают и народная память о ней не исчезает.
В первые же годы после ее кончины на могилу блаженной стало стекаться множество людей, которые часто брали после панихиды о ней землю с ее могилки в память о святой. Постепенно весь могильный холм оказался разобран, пришлось насыпать новый, но и этот был разобран. Тогда положили на могилу мраморную плиту; почитателей блаженной и это не остановило — плита разбивалась, и частицы ее разносились во все концы России. Разбирая землю и ломая плиты, почитатели блаженной оставляли на могиле денежные пожертвования, которыми пользовались нищие.
Не прекращались и чудеса от блаженной, которая по-прежнему оставалась помощницей христиан в бедах и болезнях. Благочестивое предание доносит до нас, например, и рассказ о таком случае. В жаркие летние месяцы одна семья, в которой было двое детей, оказалась вдали от родного дома и в весьма тяжелых обстоятельствах. Глава семейства, муж женщины, поведавшей об этом чудесном заступлении блаженной Ксении, опасно заболел. Ему становилось все хуже и хуже, лекарства не помогали, болезнь усугублялась. Через три месяца, когда палящее южное солнце, царившие кругом невыносимая жара и духота совсем подорвали здоровье больного, он уже был не в состоянии даже разжимать губы и принимать пищу. Дни его, казалось, были сочтены. Что произошло дальше, рассказывает его жена.
“Доктор, уходя, как-то странно посмотрел мне в глаза и сказал, что придет завтра утром. Я поняла, что это конец.
Я отвела детей к соседям, жившим через два дома от нас. Мне хотелось тишины и молитвы. Жара стояла нестерпимая, удушающая. Я открыла все двери для движения воздуха. Мысли самые отчаянные и горестные одолевали меня. Помимо скорби от потери верного друга, пугало, что останусь одна с малыми детьми. Если б я была сейчас дома, я бы поехала на Смоленское кладбище к блаженной Ксении, выплакала бы свое горе. Шум калитки прервал мои думы. Кто-то вошел в сад к нам, подумала я. В это время в проеме открытой двери бесшумно появилась странная гостья. Лет ее нельзя было определить, но самым странным был ее наряд. Теплые, мягкие валенки, длинная шуба особого покроя, вся в сборках, а на голове большой белый пуховый платок; концы его были закручены на шее. Так, верно, носили глухой зимой в старину женщины-простолюдинки. Вся она была необыкновенно привлекательна. “Голубка, скажи мне, где живут Пироговы, я ищу их”, - сказала она. “Через два дома”, - ответила я. “А что, твой-то плох?” - спросила она, указывая на дверь, где лежал больной. Она бесшумно прошла мимо меня к больному. С минуту смотрела на него. “Слушай, голубка! - сказала она, подходя ко мне. - Не печалься! Вчера тут приезжал один важный доктор, такой ученый, что страсть. Он говорил, что больного надо все же кормить каждые полчаса всего лишь понемногу, по две ложечки. Ну, там молока, чаю, кашки, а там уж сама что придумай”. “Да он уж третий день губ не разжимает”, — ответила я. “Ничего, ничего, ты попробуй! Ну, прощай, мне пора”. Она исчезла. На этот раз даже калитка не хлопнула. Я вышла на балкон. Вправо и влево далеко была видна улица, залитая палящим солнцем, но моей зимней гостьи не было видно.
Тут только я поняла всю несообразность ее зимнего наряда при этой нестерпимой жаре.
Я подошла к больному. Муж открыл глаза и чуть слышно попросил пить Дрожащими руками я поднесла ему чашку чая, еще не решаясь верить, что этот слабый проблеск жизни есть намек на выздоровление.
“Кто подходил ко мне?” — спросил больной. Я не знала, что ответить. “Одна незнакомая женщина”, — говорю ему. Муж глубоко вздохнул, точно выдохнул какую-то тяжесть. “Мне легче. Кто подходил ко мне?” — повторил, засыпая.
Вернулись дети. Я спросила их, не видели ли они женщину в шубе и валенках, закутанную в платке. Дети сказали, что никакой женщины не видели и вообще не видали, чтобы кто-нибудь заходил.
Я прошла к мужу с чашкой молока. Он встретил меня со слабой улыбкой на изможденном, исхудалом до неузнаваемости лице. Он отпил полчашки молока и опять спросил меня: “Кто приходил ко мне?” Я ему как могла объяснила появление таинственной гостьи и прибавила, что сейчас пойду к Пироговым и узнаю, кто она, так как она их искала.
Я пошла к Пироговым и стала расспрашивать о женщине в валенках и в шубе, которая искала их. К ним, оказалось, никакая зимняя гостья не приходила, и они начали подшучивать и острить надо мною: в эдакой жаре могла прийти в шубе и валенках, верно, какая-нибудь “блаженная”.
Когда я вернулась домой, муж уже сидел на кровати, опираясь на подушки. “Ну, что, узнала?” — был его первый вопрос — “Нет, ничего не узнала, ее там не было”. “Так слушай меня, — говорит муж. — Ведь я умирал и сознавал, что умираю. У меня не было сил ни открыть глаза, ни позвать тебя, и силы оставляли меня. Вдруг я почувствовал, что кто-то подошел ко мне, и на меня вдруг повеяла какая-то живительная прохлада Теперь я знаю, что поправлюсь. Ты молилась; кого же ты звала на помощь?” — “Блаженную Ксению”, — сказала я и разрыдалась. Когда мой муж окончательно поправился, он стал наводить справки, какой доктор был проездом в то время. Оказалось, никакой доктор не проезжал и зимней гостьи никто не видел. Я же в душе верю, что блаженная Ксения являлась ко мне на мой зов”.
Память блаженной Ксении Петербургской, Христа ради юродивой, совершается 24 января.
Святой великомученик Иоанн Новый, Сочавский жил в XIV веке в городе Трапезунде. Называется Сочавским, потому что мощи его почивают в соборной церкви в Сочаве. Иоанн занимался торговлей, был благочестив, тверд в Православии и милостив к бедным. По роду своих занятий он часто плавал в другие страны. И однажды ему пришлось плыть на корабле, владелец которого не был православным христианином. В споре о вере святой Иоанн, хорошо знавший Священное Писание и творения святых отцов, обличил неправомыслие корабельщика, и тот затаил на святого злобу. Во время стоянки корабля в Белграде Босфорском (по другим источникам, в Аккермане — Белгород на Днестре) хозяин корабля донес правителю города, язычнику-огнепоклонниику, что святой Иоанн хочет отречься от Христа и поклоняться огню. Правитель пригласил святого во дворец и с честью принял его. «От многих мы знаем, что ты человек достойный, — ласково говорил он, — и весьма рады слышать, что ты пленен прекрасной и истинной верой нашей. И как ты добровольно любишь ее, то не медли быть нашим другом, отвергнись смешной и постыдной веры христиан, громко посрами закон их перед собравшимся теперь народом, восхвали нашу веру и, как обещал, сделай это немедленно! За это почтен будешь от царя и станешь жить в довольстве как брат наш». Святой тайно молился, призывая на помощь. Того, Кто сказал: Когда же поведут предавать вас, не заботьтесь наперед, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите, ибо не вы будете говорить, но Дух Святой (Мк. 13, 11). И Господь дал ему мужество и разумение. Исполнившись Божественной ревности, св. Иоанн, грозно взглянув на правителя, сказал: «Ты явно лжешь! Все это твоя выдумка и ухищрение сатаны! Лучше сам, несчастный, познай истину и крестись, чтобы удостоиться Царства Небесного». После сего громко исповедал свою веру во Единаго Бога, в Троице славимого, и себя — христианином. После этого он был предан жестоким мучениям: святого нещадно били палками, так что тело его было залито кровью. Святой мученик молился, благодаря Бога, удостоившего его пролить за Него кровь и омыть свои грехи, а мучители еще сильнее бичевали его, так что он уже не стал подавать голоса. Но поскольку был уже вечер, то избитого заковали в цепи и отволокли в темницу. На другой день его вновь пытались заставить поклоняться огню, но все усилия мучителей были бесполезны. Святой Иоанн славил Христа и старался обратить язычников к вере истинной. Никакие пытки не сломили волю святого мученика. «Бей жезлами, — говорил он правителю, — жги огнем, утопи в воде или рассеки мечом, и если есть у тебя иные, более лютые муки, не ленись причинить их мне: все готов радостно принять ради любви ко Христу моему». Святого Иоанна привязали за ноги к хвосту дикого коня, которого стали гнать по улицам города. Над страданиями мученика потешались иудеи. Один из них догнал влачимого мученика и отсек ему голову. Палачи отвязали тело и оставили его с головой на том же месте среди улицы, и никто из христиан не смел его погребать. Ночью многие видели над телом мученика огненный столп и множество светящихся лампад. Три светоносных мужа воспевали священные песнопения и кадили вокруг него. Некий иудей принял этих мужей за христианских священников и хотел застрелить одного из лука. Но когда он натянул тетиву, лук и стрела будто приросли к его рукам — он стал недвижим, связанный невидимой силой Божией. С наступлением утра видение исчезло, а стрелок продолжал стоять неподвижно. Рассказав собравшимся жителям города о ночном видении и постигшем его наказании Божием, он освободился от невидимых уз. Узнав о случившемся, правитель разрешил похоронить останки великомученика. Тело было погребено при местной церкви. Это произошло между 1330—1340 гг. Владелец корабля, раскаявшийся в содеянном, хотел тайно взять тело мученика. Ночью он раскопал могилу и намеревался изъять мощи. Святой Иоанн в сонном видении предупредил об этом пресвитера храма, и тот остановил вора. Честные мощи были перенесены в алтарь храма, где пролежали более 70 лет. От мощей происходили различные чудеса: сиял свет, распространялось благоухание, многие больные получили исцеления. Правитель Молдо-Влахийского княжества Александр перенес мощи святого Иоанна Нового в свою столицу Сочаву. Память св. вмч.2/15 июня.
Святый праведный отец наш Иоанн, Кронштадтский Чудотворец, родился 19 октября 1829 года в селе Сура Пинежского уезда Архангельской губернии - на далеком севере России, в семье бедного сельского дьячка Илии Сергиева и жены его Феодоры. Новорожденный казался столь слабым и болезненным, что родители поспешили тотчас же окрестить его, причем нарекли его Иоанном, в честь преподобного Иоанна Рыльского, в тот день Св. Церковью празднуемого. Вскоре после крещения младенец Иоанн сталь заметно поправляться. Благочестивые родители, приписав это благодатному действию св. таинства крещения, стали с особою ревностью направлять его мысль и чувство к Богу, приучая его к усердной домашней и церковной молитве. Отец с раннего детства постоянно брал его в церковь и тем воспитал в нем особенную любовь к богослужению.
Живя в суровых условиях крайней материальной нужды, отрок Иоанн рано познакомился с безотрадными картинами бедности, горя, слез и страданий. Это сделало его сосредоточенным, вдумчивым и замкнутым в себе и, вместе с тем, воспитало в нем глубокое сочувствие и сострадательную любовь к беднякам. Не увлекаясь свойственными детскому возрасту играми, он, нося постоянно в сердце своем память о Боге, любил природу, которая возбуждала в нем умиление и преклонение пред величием Творца всякой твари.
На шестом году отрок Иоанн, при помощи отца, начал учиться грамоте. Но грамота вначале плохо давалась мальчику. Это его печалило, но это же подвигло и на особенно горячие молитвы к Богу о помощи. Когда отец его, собрав последние средства от скудости своей, отвез его в Архангельское приходское училище, он, особенно остро почувствовав там свое одиночество и беспомощность, все утешение свое находил только в молитве. Молился он часто и пламенно, горячо прося у Бога помощи. И вот, после одной из таких горячих молитв, ночью, мальчика вдруг точно потрясло всего, "точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове", "легко и радостно так стало на душе": ему ясно представился учитель того дня, его урок, он вспомнил даже, о чем и что он говорил. Чуть засветлело, он вскочил с постели, схватил книги - и о, счастие! Он стал читать гораздо лучше, стал хорошо понимать все и запоминать прочитанное.
С той поры отрок Иоанн стал отлично учиться: одним из первых окончил училище, первым окончил Архангельскую духовную семинарию и был принят на казенный счет в С.-Петербургскую Духовную Академию.
Еще учась в семинарии, он лишился нежно любимого им отца. Как любящий и заботливый сын, Иоанн хотел было прямо из семинарии искать себе место диакона или псаломщика, чтобы содержать оставшуюся без средств к существованию старушку-мать. Но она не пожелала, чтобы сын из-за нее лишился высшего духовного образования, и настояла на его поступлении в академию.
Поступив в академию, молодой студент не оставил свою мать без попечения: он выхлопотал себе в академическом правлении канцелярскую работу и весь получавшийся им скудный заработок полностью отсылал матери.
Учась в академии, Иоанн первоначально склонялся посвятить себя миссионерской работе среди дикарей Сибири и Северной Америки. Но Промыслу Божию угодно было призвать его к иного рода пастырской деятельности. Размышляя однажды о предстоящем ему служении Церкви Христовой во время уединенной прогулки по академическому саду, он, вернувшись домой, заснул и во сне увидел себя священником, служащим в Кронштадтском Андреевском соборе, в котором в действительности он никогда еще не был. Он принял это за указание свыше. Скоро сон сбылся с буквальной точностью. В 1855 году, когда Иоанн Сергиев окончил курс академии со степенью кандидата богословия, ему предложено было вступить в брак с дочерью протоиерея Кронштадтского Андреевского собора К. Несвитского Елисаветою и принять сан священника для служения в том же соборе. Вспомнив свой сон, он принял это предложение.
12 декабря 1855 года совершилось его посвящение в священника. Когда он впервые вошел в Кронштадтский Андреевский собор, он остановился почти в ужасе на его пороге: это был именно тот храм, который задолго до того представлялся ему в его детских видениях. Вся остальная жизнь о. Иоанна и его пастырская деятельность протекала в Кронштадте, почему многие забывали даже его фамилию "Сергиев" и называли его "Кронштадтский", да и сам он нередко так подписывался.
Брак о. Иоанна, который требовался обычаями нашей Церкви для иерея, проходящего свое служение в миру, был только фиктивный, нужный ему для прикрытия его самоотверженных пастырских подвигов: в действительности он жил с женой, как брат с сестрой. "Счастливых семей, Лиза, и без нас много. А мы с тобою давай посвятим себя на служение Богу", - так сказал он своей жене в первый же день своей брачной жизни, до конца дней своих оставаясь чистым девственником.
Хотя однажды о. Иоанн и говорил, что он не ведет аскетической жизни, но это, конечно, сказано было им лишь по глубокому смирению. В действительности, тщательно скрывая от людей свое подвижничество, о. Иоанн быль величайшим аскетом. В основе его аскетического подвига лежала непрестанная молитва и пост. Его замечательный дневник "Моя Жизнь во Христе" ярко свидетельствует об этой его аскетической борьбе с греховными помыслами, этой "невидимой брани", которую заповедуют всем истинным христианам древние великие отцы-подвижники. Строгого поста, как душевного, так и телесного, требовало естественно от него и ежедневное совершение Божественной литургии, которое он поставил себе за правило.
При первом же знакомстве с своей паствой о. Иоанн увидел, что здесь ему предстоит не меньшее поле для самоотверженной и плодотворной пастырской деятельности, нежели в далеких языческих странах. Безверие, иноверие и сектантство, не говоря уже о полном религиозном индифферентизме, процветали тут. Кронштадт был местом административной высылки из столицы разных порочных людей. Кроме того, там много было чернорабочих, работавших главным образом в порту. Все они ютились, по большей части, в жалких лачугах и землянках, попрошайничали и пьянствовали. Городские жители немало терпели от этих морально опустившихся людей, получивших название "посадских". Ночью не всегда безопасно было пройти по улицам, ибо был риск подвергнуться нападению грабителей.
Вот на этих-то, казалось, нравственно погибших людей, презираемых всеми, и обратил свое внимание исполненный духа подлинной Христовой любви наш великий пастырь. Среди них-то он и начал дивный подвиг своего самоотверженного пастырского делания. Ежедневно стал он бывать в их убогих жилищах, беседовал, утешал, ухаживал за больными и помогал им материально, раздавая все, что имел, нередко возвращаясь домой раздетым и даже без сапог. Эти кронштадтские "босяки", "подонки общества", которых о. Иоанн силою своей сострадательной пастырской любви опять делал людьми, возвращая им утраченный ими было человеческий образ, первыми "открыли" святость о. Иоанна. И это "открытие" очень быстро восприняла затем вся верующая народная Россия.
Необыкновенно трогательно рассказывает об одном из таких случаев духовного возрождения благодаря о. Иоанну один ремесленник: "Мне было тогда годов 22-23. Теперь я старик, а помню хорошо, как видел в первый раз батюшку. У меня была семья, двое детишек. Я работал и пьянствовал. Семья голодала. Жена потихоньку по миру сбирала. Жили в дрянной конурке. Прихожу раз не очень пьяный. Вижу, какой-то молодой батюшка сидит, на руках сынишку держит и что-то ему говорит ласково. Ребенок серьезно слушает. Мне все кажется, батюшка был, как Христос на картинке "Благословение детей". Я было ругаться хотел: вот, мол, шляются... да глаза батюшки ласковые и серьезные меня остановили: стыдно стало... Опустил я глаза, а он смотрит- прямо в душу смотрит. Начал говорить. Не смею передать все, что он говорил. Говорил про то, что у меня в каморке рай, потому что где дети, там всегда и тепло и хорошо, и о том, что не нужно этот рай менять на чад кабацкий. Не винил он меня, нет, все оправдывал, только мне было не до оправдания. Ушел он, я сижу и молчу... Не плачу, хотя на душе так, как перед слезами. Жена смотрит... И вот с тех пор я человеком стал..."
Такой необычный пастырский подвиг молодого пастыря стал вызывать нарекания и даже нападки на него со всех сторон. Многие долго не признавали искренности его настроения, глумились над ним, клеветали на него устно и печатно, называли его юродивым. Одно время епархиальное начальство воспретило даже выдавать ему на руки жалование, так как он, получив его в свои руки, все до последней копейки раздавал нищим, вызывало его для объяснений. Но все эти испытания и глумления о. Иоанн мужественно переносил, ни в чем не изменяя в угоду нападавшим на него принятого им образа жизни. И, с Божией помощью, он победил всех и вся, и за все то, над чем в первые годы пастырства над ним смеялись, поносили, клеветали и преследовали, впоследствии стали прославлять, поняв, что перед ними истинный последователь Христов, подлинный пастырь, полагающий душу свою за овцы своя.
"Нужно любить всякого человека и в грехе его и в позоре его, - говорил о. Иоанн. - Не нужно смешивать человека - этот образ Божий - со злом, которое в нем"... С таким сознанием он и шел к людям, всех побеждая и возрождая силою своей истинно пастырской состраждущей любви.
Скоро открылся в о. Иоанне и дивный дар чудотворения, который прославил его на всю Россию и даже далеко за пределами ее. Нет никакой возможности перечислить все чудеса, совершенные о. Иоанном. Наша неверующая интеллигенция и ее печать намеренно замалчивали эти бесчисленные явления силы Божией. Но все же очень много чудес записано и сохранено в памяти. Сохранилась точная запись рассказа самого о. Иоанна о первом его чуде своим сопастырям-священникам. Глубоким смирением дышит этот рассказ. "Кто-то в Кронштадте заболел, - так рассказывал об этом о. Иоанн. - Просили моей молитвенной помощи. У меня и тогда уже была такая привычка: никому в просьбе не отказывать. Я стал молиться, предавая болящего в руки Божии, прося у Господа исполнения над болящим Его святой воли. Но неожиданно приходит ко мне одна старушка, которую я давно знал. Она была богобоязненная, глубоко верующая женщина, проведшая свою жизнь по-христиански и в страхе Божием кончившая свое земное странствование. Приходит она ко мне и настойчиво требует от меня, чтобы я молился о болящем не иначе, как о его выздоровлении. Помню, тогда я почти испугался: как я могу - думал я - иметь такое дерзновение? Однако эта старушка твердо верила в силу моей молитвы и стояла на своем. Тогда я исповедал пред Господом свое ничтожество и свою греховность, увидел волю Божию во всем этом деле и стал просить для болящего исцеления. И Господь послал ему милость Свою - он выздоровел. Я же благодарил Господа за эту милость. В другой раз по моей молитве исцеление повторилось. Я тогда в этих двух случаях прямо уже усмотрел волю Божию, новое себе послушание от Бога - молиться за тех, кто будет этого просить".
По молитве о. Иоанна действительно совершалось и теперь, по его блаженной кончине, продолжает совершаться множество дивных чудес. Излечивались молитвою и возложением рук о. Иоанна самые тяжкие болезни, когда медицина терялась в своей беспомощности. Исцеления совершались как наедине, так и при большом стечении народа, а весьма часто и заочно. Достаточно было иногда написать письмо о. Иоанну или послать телеграмму, чтобы чудо исцеления совершилось. Особенно замечательно происшедшее на глазах у всех чудо в селе Кончанском (Суворовском), описанное случайно находившейся тогда там суворовской комиссией профессоров военной академии (в 1901 г.). Женщина, много лет страдавшая беснованием и приведенная к о. Иоанну в бесчувственном состоянии, через несколько мгновений была им совершенно исцелена и приведена в нормальное состояние вполне здорового человека. По молитве о. Иоанна прозревали слепые. Художником Животовским описано чудесное пролитие дождя в местности, страдавшей засухой и угрожаемой лесным пожаром, после того как о. Иоанн вознес там свою молитву. О. Иоанн исцелял силою своей молитвы не только русских православных людей, но и мусульман, и евреев, и обращавшихся к нему из-за границы иностранцев. Этот великий дар чудотворения естественно был наградой о. Иоанну за его великие подвиги - молитвенные труды, пост и самоотверженные дела любви к Богу и ближним.
И вот скоро вся верующая Россия потекла к великому и дивному чудотворцу. Наступил второй период его славной жизни, его подвигов. Вначале он сам шел к народу в пределах одного своего города, а теперь народ сам отовсюду, со всех концов России, устремился к нему. Тысячи людей ежедневно приезжали в Кронштадт, желая видеть о. Иоанна и получить от него ту или иную помощь. Еще большее число писем и телеграмм получал он: кронштадтская почта для его переписки должна была открыть особое отделение. Вместе с письмами и телеграммами текли к о. Иоанну и огромные суммы денег на благотворительность. О размерах их можно судить только приблизительно, ибо, получая деньги, о. Иоанн тотчас же все раздавал. По самому минимальному подсчету, чрез его руки проходило в год не менее одного миллиона рублей (сумма по тому времени громадная!). На эти деньги о. Иоанн ежедневно кормил тысячу нищих, устроил в Кронштадте замечательное учреждение - "Дом Трудолюбия" со школой, церковью, мастерскими и приютом, основал в своем родном селе женский монастырь и воздвиг большой каменный храм, а в С.-Петербурге построил женский монастырь на Карповке, в котором и был по кончине своей погребен.
К общей скорби жителей Кронштадта, во второй период своей жизни, период своей всероссийской славы, о. Иоанн должен был оставить преподавание Закона Божия в Кронштадтском городском училище и в Кронштадтской классической гимназии, где он преподавал свыше 25-ти лет. А был он замечательным педагогом-законоучителем. Он никогда не прибегал к тем приемам преподавания, которые часто имели место тогда в наших учебных заведениях, то есть ни к чрезмерной строгости, ни к нравственному принижению неспособных. У о. Иоанна мерами поощрения не служили отметки, ни мерами устрашения - наказания. Успехи рождало теплое, задушевное отношение его как к самому делу преподавания, так и к ученикам. Поэтому у него не было "неспособных". На его уроках все без исключения жадно вслушивались в каждое его слово. Урока его ждали. Уроки его были скорее удовольствием, отдыхом для учащихся, чем тяжелой обязанностью, трудом. Это была живая беседа, увлекательная речь, интересный, захватывающий внимание рассказ. И эти живые беседы пастыря-отца с своими детьми на всю жизнь глубоко запечатлевались в памяти учащихся. Такой способ преподавания он в своих речах, обращаемых к педагогам перед началом учебного года, объяснял необходимостью дать отечеству прежде всего человека и христианина, отодвигая вопрос о науках на второй план. Нередко бывали случаи, когда о. Иоанн, заступившись за какого-нибудь ленивого ученика, приговоренного к исключению, сам принимался за его исправление. Проходило несколько лет, и из ребенка, не подававшего, казалось, никаких надежд, вырабатывался полезный член общества. Особенное значение о. Иоанн придавал чтению житий святых и всегда приносил на уроки отдельные жития, которые раздавал учащимся для чтения на дому. Характер такого преподавания Закона Божия о. Иоанном ярко запечатлен в адресе, поднесенном ему по случаю 25-летия его законоучительства в Кронштадтской гимназии: "Не сухую схоластику ты детям преподавал, не мертвую формулу - тексты и изречения - ты им излагал, не заученных только на память уроков ты требовал от них; на светлых, восприимчивых душах ты сеял семена вечного и животворящего Глагола Божия".
Но этот славный подвиг плодотворного законоучительства о. Иоанн должен был оставить ради еще более плодотворного и широкого подвига своего всероссийского душепопечения.
Надо только представить себе, как проходил день у о. Иоанна, чтобы понять и прочувствовать всю тяжесть и величие этого его беспримерного подвига. Вставал о. Иоанн ежедневно в 3 часа ночи и готовился к служению Божественной литургии. Около 4 часов он отправлялся в собор к утрени. Здесь его уже встречали толпы паломников, жаждавших получить от него хотя бы благословение. Тут же было и множество нищих, которым о. Иоанн раздавал милостыню. Заутреней о. Иоанн непременно сам всегда читал канон, придавая этому чтению большое значение. Перед началом литургии была исповедь. Исповедь, из-за громадного количества желавших исповедываться у о. Иоанна, была им введена, по необходимости, общая. Производила она - эта общая исповедь - на всех участников и очевидцев потрясающее впечатление: многие каялись вслух, громко выкрикивая, не стыдясь и не стесняясь, свои грехи. Андреевский собор, вмещавший до 5.000 чел., всегда бывал полон, а потому очень долго шло причащение и литургия раньше 12 час. дня не оканчивалась. По свидетельству очевидцев и сослуживших о. Иоанну, совершение о. Иоанном Божественной литургии не поддается описанию. Ласковый взор, то умилительный, то скорбный, в лице сияние благорасположенного духа, молитвенные вздохи, источники слез, источаемых внутренне, порывистые движения, огонь благодати священнической, проникающий его мощные возгласы, пламенная молитва - вот некоторые черты о. Иоанна при богослужении. Служба о. Иоанна представляла собою непрерывный горячий молитвенный порыв к Богу. Во время службы он был воистину посредником между Богом и людьми, ходатаем за грехи их, был живым звеном, соединявшим Церковь земную, за которую он предстательствовал, и Церковь небесную, среди членов которой он витал в те минуты духом. Чтение о. Иоанна на клиросе - это было не простое чтение, а живая восторженная беседа с Богом и Его святыми: читал он громко, отчетливо, проникновенно, и голос его проникал в самую душу молящихся. А за Божественной литургией все возгласы и молитвы произносились им так, как будто своими просветленными очами лицом к лицу видел он пред собою Господа и разговаривал с Ним. Слезы умиления лились из его глаз, но он не замечал их. Видно было, что о. Иоанн во время Божественной литургии переживал всю историю нашего спасения, чувствовал глубоко и сильно всю любовь к нам Господа, чувствовал Его страдания. Такое служение необычайно действовало на всех присутствующих. Не все шли к нему с твердой верой: некоторые с сомнением, другие с недоверием, а третьи из любопытства. Но здесь все перерождались и чувствовали, как лед сомнения и неверия постепенно таял и заменялся теплотою веры. Причащающихся после общей исповеди бывало всегда так много, что на святом престоле стояло иногда несколько больших чаш, из которых несколько священников приобщали верующих одновременно. И такое причащение продолжалось нередко более двух часов.
Во время службы письма и телеграммы приносились о. Иоанну прямо в алтарь, и он тут же прочитывал их и молился о тех, кого просили его помянуть.
После службы, сопровождаемый тысячами верующих, о. Иоанн выходил из собора и отправлялся в Петербург по бесчисленным вызовам к больным. И редко когда возвращался домой ранее полуночи. Надо полагать, что многие ночи он совсем не имел времени спать.
Так жить и трудиться можно было, конечно, только при наличии сверхъестественной благодатной помощи Божией!
Но и самая слава о. Иоанна была его величайшим подвигом, тяжким трудом. Подумать только, что ведь всюду, где бы он ни показался, около него мгновенно вырастала толпа жаждавших хотя бы лишь прикоснуться к чудотворцу. Почитатели его бросались даже за быстро мчавшейся каретой, хватая ее за колеса с опасностью быть изувеченными.
По желанию верующих о. Иоанну приходилось предпринимать поездки в разные города России. Эти поездки были настоящим триумфом смиренного Христова служителя. Стечение народа определялось десятками тысяч, и все бывали объяты чувствами сердечной веры и благоговения, страхом Божиим и жаждою получить целительное благословение. Во время проезда о. Иоанна на пароходе толпы народа бежали по берегу, многие при приближении парохода становились на колени. В имении "Рыжовка", около Харькова, где поместили о. Иоанна, уничтожены были многотысячной толпой трава, цветы, клумбы. Тысячи народа проводили дни и ночи лагерем около этого имения. Харьковский собор во время служения о. Иоанна 15 июля 1890 года не мог вместить молящихся. Не только весь собор, но и площадь около собора не вместила народа, который наполнял даже все прилегающие улицы. В самом соборе певчие принуждены были поместиться в алтаре. Железные решетки оказались всюду сломанными от давки. 20 июля о. Иоанн совершал молебен на Соборной площади - народу было более 60.000. Точно такие же сцены происходили в поволжских городах: в Самаре, Саратове, Казани, Нижнем Новгороде.
О. Иоанн находился в царском дворце в Ливадии при последних днях жизни Императора Александра III, и самая кончина Государя последовала в его присутствии. Больной Государь встретил о. Иоанна словами: "Я не смел пригласить вас сам. Благодарю, что вы прибыли. Прошу молиться за меня. Я очень недомогаю"... Это было 12 октября 1894 года. После совместной коленопреклонной молитвы Государя наедине с о. Иоанном последовало значительное улучшение здоровья больного и явились надежды на его полное выздоровление. Так продолжалось пять дней; 17 октября началось снова ухудшение. В последние часы своей жизни Государь говорил о. Иоанну: "Вы - святой человек. Вы - праведник. Вот почему вас любит русский народ". "Да, - отвечал о. Иоанн, - Ваш народ любит меня". Умирая, по принятии Св. Таин и таинства елеосвящения, Государь просил о. Иоанна возложить свои руки на его голову, говоря ему: "Когда вы держите руки свои на моей голове, я чувствую большое облегчение, а когда отнимаете, очень страдаю - не отнимайте их". О. Иоанн так и продолжал держать свои руки на главе умирающего Царя, пока Царь не предал душу свою Богу.
Достигнув высокой степени молитвенного созерцания и бесстрастия, о. Иоанн спокойно принимал богатые одежды, преподносимые ему его почитателями, и облачался в них. Это ему даже и нужно было для прикрытия своих подвигов. Полученные же пожертвования раздавал все, до последней копейки. Так, например, получив однажды при громадном стечении народа пакет из рук купца, о. Иоанн тотчас же передал его в протянутую руку бедняка, не вскрывая даже пакета. Купец взволновался: "Батюшка, да там тысяча рублей!" - "Его счастие", - спокойно ответил о. Иоанн. Иногда, однако, он отказывался принимать от некоторых лиц пожертвования. Известен случай, когда он не принял от одной богатой дамы 30.000 рублей. В этом случае проявилась прозорливость о. Иоанна, ибо эта дама получила эти деньги нечистым путем, в чем после и покаялась.
Был о. Иоанн и замечательным проповедником, причем говорил он весьма просто и чаще всего без особой подготовки - экспромтом. Он не искал красивых слов и оригинальных выражений, но проповеди его отличались необыкновенной силой и глубиной мысли, а вместе с тем и исключительной богословской ученостью, при всей своей доступности для понимания даже простыми людьми. В каждом слове его чувствовалась какая-то особенная сила, как отражение силы его собственного духа.
Несмотря на всю свою необыкновенную занятость, о. Иоанн находил, однако, время вести как бы духовный дневник, записывая ежедневно свои мысли, приходившие ему во время молитвы и созерцания, в результате "благодатного озарения души, которого удостаивался он от всепросвещающего Духа Божия". Эти мысли составили собою целую замечательную книгу, изданную под заглавием: "Моя жизнь во Христе". Книга эта представляет собою подлинное духовное сокровище и может быть поставлена наравне с вдохновенными творениями древних великих отцов Церкви и подвижников христианского благочестия. В полном собрании сочинений о. Иоанна издания 1893 г. "Моя жизнь во Христе" занимает 3 тома в 1000 с лишком страниц. Это - совершенно своеобразный дневник, в котором мы находим необыкновенно поучительное для каждого читателя отражение духовной жизни автора. Книга эта на вечные времена останется ярким свидетельством того, как жил наш великий праведник и как должно жить всем тем, кто хотят не только называться, но и в действительности быть христианами.
Замечательным памятником святой личности о. Иоанна и не исчерпаемым материалом для назидания являются также три тома его проповедей, содержащие общим счетом до 1800 страниц. Впоследствии накопилось еще очень много отдельных сочинений о. Иоанна, издававшихся отдельными книжками в огромном количестве. Все эти слова и поучения о. Иоанна - подлинное веяние Св. Духа, раскрывающее нам неисследимые глубины Премудрости Божией. В них поражает дивное своеобразие во всем: в изложении, в мысли, в чувстве. Каждое слово - от сердца, полно веры и огня, в мыслях - изумительная глубина и мудрость, во всем поразительная простота и ясность. Нет ни одного лишнего слова, нет "красивых фраз". Их нельзя только "прочитать" - их надо всегда перечитывать, и всегда найдешь в них что-то новое, живое, святое.
"Моя жизнь во Христе" уже вскоре после своего выхода в свет настолько привлекла к себе всеобщее внимание, что была переведена на несколько иностранных языков, а у англиканских священников сделалась даже любимейшей настольной книгой.
Основная мысль всех письменных творений о. Иоанна - необходимость истинной горячей веры в Бога и жизни по вере, в непрестанной борьбе со страстьми и похотьми, преданность вере и Церкви Православной как единой спасающей.
В отношении к нашей Родине - России о. Иоанн явил собою образ грозного пророка Божия, проповедующего истину, обличающего ложь, призывающего к покаянию и предрекающего близкую кару Божию за грехи и за богоотступничество. Будучи сам образом кротости и смирения, любви к каждому человеку, независимо от национальности и вероисповедания, о. Иоанн с великим негодованием относился ко всем тем безбожным, материалистическим и вольнодумным либеральным течениям, которые подрывали веру русского народа и подкапывали тысячелетний государственный строй России.
"Научись, Россия, веровать в правящего судьбами мира Бога Вседержителя и учись у твоих святых предков вере, мудрости и мужеству... Господь вверил нам, русским, великий спасительный талант православной веры... Восстань же, русский человек!.. Кто вас научил непокорности и мятежам бессмысленным, коих не было прежде в России... Перестаньте безумствовать! Довольно! Довольно пить горькую, полную яда чашу - и вам и России". И грозно прорекает: "Царство Русское колеблется, шатается, близко к падению". "Если в России так пойдут дела и безбожники и анархисты-безумцы не будут подвержены праведной каре закона, и если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет, как древние царства и города, стертые правосудием Божиим с лица земли за свое безбожие и за свои беззакония". "Бедное отечество, когда-то ты будешь благоденствовать?! Только тогда, когда будешь держаться всем сердцем Бога, Церкви, любви к Царю и Отечеству и чистоты нравов".
Последующие события кровавой русской революции и торжества безбожного человеконенавистнического большевизма показали, насколько был прав в своих грозных предостережениях и пророческих предвидениях великий праведник земли русской.
К тяжелому подвигу служения людям в последние годы жизни о. Иоанна присоединился мучительный личный недуг- болезнь, которую он кротко и терпеливо переносил, никому никогда не жалуясь. Решительно отверг он предписания знаменитых врачей, пользовавших его, - поддерживать свои силы скоромной пищей. Вот его слова: "Благодарю Господа моего за ниспосланные мне страдания для предочищения моей грешной души. Оживляет - Святое Причастие". И он приобщался по-прежнему каждый день.
10 декабря 1908 года, собрав остаток своих сил, о. Иоанн в последний раз сам совершил Божественную литургию в Кронштадтском Андреевском соборе. А в 7 час. 40 мин. утра 20 декабря 1908 года великий наш праведник мирно отошел ко Господу, заранее предсказав день своей кончины.
В погребении о. Иоанна участвовали и присутствовали десятки тысяч людей, а у гробницы его и тогда и в последующее время совершалось немало чудес. Необычайные то были похороны! На всем пространстве от Кронштадта до Ораниенбаума и от Балтийского вокзала в Петербурге до Иоанновского монастыря на Карповке стояли огромные толпы плачущего народа. Такого количества людей не было до того времени ни на одних похоронах - это был случай в России совершенно беспримерный. Похоронное шествие сопровождалось войсками со знаменами, военные исполняли "Коль славен", по всей дороге через весь город стояли войска шпалерами. Чин отпевания совершал С.-Петербургский Митрополит Антоний во главе сонма епископов и многочисленного духовенства. Лобызавшие руку покойного свидетельствуют, что рука оставалась не холодной, не окоченевшей. Заупокойные службы сопровождались общими рыданиями людей, чувствовавших себя осиротевшими. Слышались возгласы: "Закатилось наше солнышко! На кого покинул нас, отец родной? Кто придет теперь на помощь нам, сирым, немощным?" Но в отпевании не было ничего скорбного: оно напоминало собою скорее светлую пасхальную заутреню, и чем дальше шла служба, тем это праздничное настроение у молящихся все росло и увеличивалось. Чувствовалось, что из гроба исходит какая-то благодатная сила и наполняет сердца присутствующих какою-то неземною радостью. Для всех ясно было, что во гробе лежит святой, праведник, и дух его незримо носится в храме, объемля своею любовью и ласкою всех собравшихся отдать ему последний долг.
Похоронили о. Иоанна в церкви-усыпальнице, специально устроенной для него в подвальном этаже сооруженного им монастыря на Карповке. Вся церковка эта замечательно красиво облицована белым мрамором; иконостас и гробница - тоже из белого мрамора. На гробнице (с правой стороны храма) лежит Св. Евангелие и резная митра, под которой горит неугасаемый розовый светильник. Множество дорогих художественно исполненных лампад постоянно теплятся над гробницей. Море света от тысяч свечей, возжигаемых богомольцами, заливает этот дивный сияющий храм.
Ныне великое дело церковного прославления нашего дивного праведника, милостью Божией, совершилось. О, если бы это радостное событие воскресило в сердцах всех православных русских людей важнейший завет приснопамятного о. Иоанна и побудило их со всей решительностью последовать ему: «Нам необходимо всеобщее, нравственное очищение, всенародное, глубокое покаяние, перемена нравов языческих на христианские: очистимся, омоемся слезами покаяния, примиримся с Богом - и Он примирится с нами!»
На Поместном Соборе Русской Православной Церкви 7-8 июня 1990 года св. прав. Иоанн Кронштадтский был канонизован, и установлено совершать его память 20 декабря / 2 января - в день блаженной кончины святого праведника.
Архиепископ Лука, в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, родился в Керчи 27 апреля 1877 года в семье аптекаря. Отец его был католиком, мать - православной. По законам Российской Империи дети в подобных семьях должны были воспитываться в православной вере. Он был третьим из пятерых детей. В Киеве, куда семья переехала впоследствии, Валентин окончил гимназию и рисовальную школу. Собирался поступать в Петербургскую Академию Художеств, но по размышлении о выборе жизненного пути решил, что обязан заниматься только тем, что "полезно для страдающих людей", и избрал вместо живописи медицину. Однако на медицинском факультете Киевского Университета св. Владимира все вакансии были заняты, и Валентин поступает на юридический факультет. На какое-то время влечение к живописи снова берет верх, он едет в Мюнхен и поступает в частную школу профессора Книрра, но через три недели, затосковав по дому, возвращается в Киев, где продолжает занятия рисованием и живописью. Наконец Валентин осуществляет свое горячее желание "быть полезным для крестьян, так плохо обеспеченных медицинской помощью", и поступает на медицинский факультет Киевского университета св. Владимира. Он учится блестяще. "На третьем курсе, -- пишет он в "Мемуарах", - произошла интересная эволюция моих способностей: умение весьма тонко рисовать и любовь к форме перешли в любовь к анатомии..." В 1903 году Валентин Феликсович закончил университет. Невзирая на уговоры друзей заняться наукой, он объявил о своем желании всю жизнь быть "мужицким", земским врачом, помогать бедным людям. Началась русско-японская война. Валентину Феликсовичу предложили службу в отряде Красного Креста на Дальнем Востоке. Там он заведовал отделением хирургии в госпитале Киевского Красного Креста Читы, где он познакомился с сестрой милосердия Анной Ланской и обвенчался с ней. В Чите молодые супруги прожили недолго. С 1905 года по 1917-й В. Ф. Войно-Ясенецкий работает в городских и сельских больницах Симбирской, Курской и Саратовской губерний, а также на Украине и в Переславле-Залесском. В 1908 году он приезжает в Москву и становится экстерном хирургической клиники профессора П. И. Дьяконова. В 1916 году В. Ф. Войно-Ясенецкий защитил докторскую диссертацию "Регионарная анестезия", о которой его оппонент, известный хирург Мартынов сказал: "Мы привыкли к тому, что докторские диссертации обычно пишутся на заданную тему, с целью получения высших назначений по службе, и научная ценность их невелика. Но когда я читал Вашу книгу, то получил впечатление пения птицы, которая не может не петь, и высоко оценил ее". Варшавский университет наградил Валентина Феликсовича премией имени Хойнацкого за лучшее сочинение, пролагающее новые пути в медицине. С 1917 года по 1923-й он работает хирургом в Ново-Городской больнице Ташкента, преподает в медицинской школе, преобразованной затем в медицинский факультет. В 1919 году от туберкулеза умирает жена Валентина Феликсовича, оставив четверых детей: Михаила, Елену, Алексея и Валентина. Осенью 1920 года В. Ф. Войно-Ясенецкого приглашают возглавить кафедру оперативной хирургии и топографической анатомии открывшегося в Ташкенте Государственного Туркестанского университета. В это время он активно участвует и в церковной жизни, посещает заседания ташкентского церковного братства. В 1920 году на одном из церковных съездов ему было поручено сделать доклад о современном положении в Ташкентской епархии. Доклад получил высокую оценку епископа Ташкентского Иннокентия. "Доктор, вам надо быть священником", - сказал он Войно-Ясенецкому. "У меня не было и мыслей о священстве, - вспоминал Владыка Лука, - но слова Преосвященного Иннокентия я принял как Божий призыв архиерейскими устами, и минуты не размышляя: "Хорошо, Владыко! Буду священником, если это угодно Богу!" В 1921 году Валентин Феликсович был рукоположен в диаконы, а через неделю, в день Сретения Господня, Преосвященный Иннокентий совершил его рукоположение во иереи. Отец Валентин был определен в ташкентский собор, с возложением на него обязанности проповедовать. В священном сане Войно-Ясенецкий не перестает оперировать и читать лекции. В октябре 1922 года он активно участвует в первом научном съезде врачей Туркестана. Волна обновленчества 1923 года доходит и до Ташкента Епископ Иннокентий покинул город, не передав никому кафедру. Тогда отец Валентин вместе с протоиереем Михаилом Андреевым приняли управление епархией, объединили всех оставшихся верными священников и церковных старост и устроили с разрешения ГПУ съезд В 1923 году отец Валентин принимает монашеский постриг. Преосвященный Андрей, епископ Ухтомский, намеревался дать отцу Валентину при постриге имя целителя Пантелеимона, но, побывав на литургии, совершенной постригаемым, и послушав его проповедь, остановился на имени апостола, Евангелиста, врача и художника св. Луки. 30 мая того же года иеромонах Лука был тайно хиротонисан во епископа в церкви св. Николая Мир Ликийских города Пенджикента епископом Болховским Даниилом и епископом Суздальским Василием. На хиротонии присутствовал ссыльный священник Валентин Свенцицкий. Преосвященный Лука был назначен епископом Туркестанским. 10 июня 1923 года епископ Лука был арестован как сторонник Патриарха Тихона. Ему предъявили нелепое обвинение: сношения с оренбургскими контрреволюционными казаками и связь с англичанами. В тюрьме ташкентского ГПУ Владыка Лука закончил свой, впоследствии ставший знаменитым, труд "Очерки гнойной хирургии" В августе его отправили в московское ГПУ. В Москве Владыка получил разрешение жить на частной квартире. Служил с Патриархом Тихоном литургию в церкви Воскресения Христова в Кадашах. Святейший подтвердил право епископа Туркестанского Луки продолжать заниматься хирургией. В Москве Владыку снова арестовали и поместили в Бутырскую, а затем в Таганскую тюрьму, где Владыка перенес тяжелый грипп. К декабрю был сформирован восточно-сибирский этап, и епископ Лука вместе с протоиереем Михаилом Андреевым были отправлены в ссылку на Енисей. Путь лежал через Тюмень, Омск, Новониколаевск (нынешний Новосибирск), Красноярск. Арестантов везли в столыпинских вагонах, а последнюю часть пути до Енисейска - 400 километров - в лютую январскую стужу им пришлось преодолеть на санях. В Енисейске все оставшиеся открытыми церкви принадлежали "живоцерковникам", и епископ служил на квартире. Ему разрешили оперировать. В начале 1924 года, по свидетельству жительницы Енисейска, Владыка Лука пересадил почки теленка умирающему мужчине, после чего больному стало легче. Но официально первой подобной операцией считается проведенная доктором И. И. Вороным в 1934 году пересадка почки свиньи женщине, больной уремией В марте 1924 года епископа Луку арестовали и отправили под конвоем в Енисейскую область, в деревню Хая на реке Чуне. В июне он снова возвращается в Енисейск, но вскоре следует высылка в Туруханск, где Владыка служит, проповедует и оперирует В январе 1925 года его высылают в Плахино - глухое место на Енисее за Полярным Кругом, в апреле переводят снова в Туруханск. По окончании ссылки Владыка возвращается в Ташкент, поселяется в домике на Учительской улице и служит в церкви Преподобного Сергия Радонежского. 6 мая 1930 году Владыку арестовывают по делу о смерти профессора медицинского факультета по кафедре физиологии Ивана Петровича Михайловского, застрелившегося в невменяемом состоянии. 15 мая 1931 года, после года тюремного заключения, был вынесен приговор (без суда): ссылка на три года в Архангельск. В 1931-1933 годах Владыка Лука живет в Архангельске, ведет амбулаторный прием больных. Вера Михайловна Вальнева, у которой он жил, лечила больных самодельными мазями из почвы - катаплазмами. Владыку заинтересовал новый метод лечения, и он применил его в условиях больницы, куда устроил на работу Веру Михайловну. И в последующие годы проводил многочисленные исследования в этой области. В ноябре 1933 года митрополит Сергий предложил Преосвященному Луке занять свободную епископскую кафедру. Однако предложение Владыка не принял. Пробыв недолго в Крыму, Владыка возвратился в Архангельск, где принимал больных, но не оперировал. Весной 1934 года Владыка Лука Посещает Ташкент, затем переезжает в Андижан, оперирует, читает лекции. Здесь он заболевает лихорадкой папатачи, которая грозит потерей зрения, после неудачной операции он слепнет на один глаз. В этом же году, наконец, удается издать "Очерки гнойной хирургии". Он совершает церковные службы и руководит отделением ташкентского Института неотложной помощи. 13 декабря 1937 года - новый арест. В тюрьме Владыку допрашивают конвейером (13 суток без сна), с требованием подписать протоколы. Он объявляет голодовку (18 суток), протоколов не подписывает. Следует новая высылка в Сибирь. С 1937 года по 1941-й Владыка жил в селе Большая Мурта Красноярской области. Началась Великая Отечественная война. В сентябре 1941 года Владыка был доставлен в Красноярск для работы в местном эвакопункте - здравоохранительном учреждении из десятков госпиталей, предназначенных для лечения раненых. В 1943-м Преосвященный Лука становится архиепископом Красноярским. Через год его переводят в Тамбов архиепископом Тамбовским и Мичуринским. Там он продолжает медицинскую работу: на его попечении 150 госпиталей. В 1945 году была отмечена пастырская и врачебная деятельность Владыки: он удостаивается права ношения бриллиантового креста на клобуке и награждается медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.". В феврале 1946 года архиепископ Тамбовский и Мичуринский Лука стал лауреатом Сталинской премии I степени за научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний и ранений, изложенных в научных трудах "Очерки гнойной хирургии" и "Поздние резекдии при инфицированных огнестрельных ранениях суставов". В 1945-1947 годах им закончена работа над эссе "Дух, душа и тело", начатая в начале 20-х годов. 26 мая 1946 года Преосвященный Лука, несмотря на протесты тамбовской паствы, переведен в Симферополь и назначен архиепископом Крымским и Симферопольским. 1946-1961 годы были всецело посвящены архипастырскому служению. Болезнь глаз прогрессировала, и в 1958 году наступила полная слепота. Однако, как вспоминает протоиерей Евгений Воршевский, даже такой недуг не мешал Владыке совершать Божественные службы Архиепископ Лука входил без посторонней помощи в храм, прикладывался к иконам, читал наизусть богослужебные молитвы и Евангелие, помазывал елеем, произносил проникновенные проповеди. Ослепший архипастырь также продолжал управлять Симферопольской епархией в течение трех лет и иногда принимать больных, поражая местных врачей безошибочными диагнозами. Скончался Преосвященный Лука 11 июня 1961 года в День Всех Святых, в земле Российской просиявших. Похоронен Владыка на городском кладбище Симферополя В 1996 году Святейшим Синодом Украинской Православной Церкви Московского Патриархата было принято решение о причислении Высокопреосвященного архиепископа Луки к лику местночтимых святых, как Святителя и исповедника веры. 18 марта 1996 года состоялось обретение святых останков архиепископа Луки, которые 20 марта были перенесены в Свято-Троицкий кафедральный собор Симферополя. Здесь 25 мая состоялся торжественный акт причисления Высокопреосвященного Луки к лику местночтимых святых. Отныне каждое утро, в 7 часов, в кафедральном Свято-Троицком соборе Симферополя совершается акафист Святителю у его раки.
Подвижник веры и благочестия епископ Феофан Затворник оказал глубокое влияние на духовное возрождение современного ему общества. Своим молитвенным созерцательным подвигом, чистотою сердца, целомудрием и благочестием, сохранённым от юности, святитель Феофан стяжал дар опытного постижения святоотеческой аскезы. Этот опыт он - богослов и экзегет - изложил в своих многочисленных творениях, которые могут рассматриваться чадами церковными как практические пособия в деле христианского спасения.
Мирское имя Преосвященного Феофана было Георгий. Он родился 10 января 1815 года в селе Чернавское Орловской губернии, где отец его, Василий Говоров, был священником. Кроме Георгия у Василия Тимофеевича и его супруги, Татианы Ивановны, были еще три сына и три дочери. Говоровы вели примерную семейную жизнь и оба отличались глубокою религиозностью и сердечною отзывчивостью к людям. В том же духе они старались дать воспитание и своим детям, заботливо следя за их нравственностью.
Когда Георгию минуло 8 лет, его отдали в Ливенское духовное училище. Получив основательную домашнюю подготовку, мальчик учился очень хорошо и вёл себя с примерною скромностью. В 1829 году Георгий Говоров в числе лучших учеников был переведён в Орловскую духовную семинарию. Здесь, так же, как и в училище, он резко выделялся из среды своих товарищей не только серьёзностью занятий, но и примерным благонравием. В последних классах семинарии с большею ясностью стали определяться и склад ума Говорова, и черты его нравственного характера.
По окончании семинарии в 1837 году Говоров, как лучший из воспитанников своего курса, отправлен был на казённый счёт для дальнейшего образования в Киевскую Духовную академию. Ещё в семинарии он решил как можно серьёзнее заниматься изучением богословских предметов и строго хранить чистоту своей души и непорочность сердца.
Насколько непоколебимо и прочно было в нём это решение, видно из того, что ещё за год до полного окончания академического курса он подал прошение о пострижении в монашество. 15 февраля 1841 года, когда ему минуло всего 26 лет, он принял постриг с именем Феофан.
В 1841 году, уже в сане иеромонаха, Феофан в числе первых закончил академию и был удостоен степени магистра богословия. По выходе из академии молодой магистр первоначально посвятил себя учебно-воспитательной деятельности, последовательно проходя должности: ректора Киево-Софиевского духовного училища, затем инспектора Новгородской семинарии, а потом бакалавра и помощника инспектора Санкт-Петербургской Духовной академии.
К тому времени нашим правительством окончательно был решён вопрос об учреждении в Иерусалиме Духовной миссии. Иеромонах Феофан давно горел желанием посетить святые места Палестины, лично ознакомиться с положением Православия на Востоке.
Штат этой вновь образованной Русской духовной миссии состоял всего из четырёх лиц: её начальника архимандрита Порфирия, иеромонаха Феофана и двух воспитанников Санкт-Петербургской семинарии - Соловьёва и Крылова. Шесть лет пребывания в Палестине были для иеромонаха Феофана временем неустанного труда по изучению религиозной жизни Востока, чему особенно благоприятствовали неоднократные поездки членов Миссии за пределы Палестины - в Сирию и Египет.
По возвращении в Россию иеромонаху Феофану, возведённому в 1855 году в сан архимандрита, суждено было потрудиться на поприще того же духовно-учебного ведомства, вплоть до ректорства Санкт-Петербургской академии, а до этого назначения ещё раз побывать на Востоке уже в качестве настоятеля Посольской церкви в Константинополе. В это вторичное посещение Востока (1856-1857 годы) архимандрит Феофан имел случай войти в самое близкое общение с Афоном, не раз посещая тамошние монастыри и изучая на месте жизнь афонских иноков.
В 1859 году архимандрит Феофан после столь частых и неожиданных перемещений с места на место был наконец призван к епископскому служению на Тамбовскую кафедру, а в 1863 году ему дана была в управление более обширная и многолюдная епархия - Владимирская.
Семь лет архипастырского служения последовательно на двух кафедрах - сначала в Тамбове и затем во Владимире - были для Преосвященного Феофана временем его неутомимых забот о благе своих пасомых. Он неустанно совершал богослужения, произнося каждый раз глубоко назидательные поучения; часто ездил по епархии, возобновлял храмы и всей полнотой любящего сердца жил со своими пасомыми, отечески заботясь об их благе и спасении. Всегда ласковый, приветливый, он со всеми - какого бы сана, положения и возраста кто ни был - обращался с примерным благодушием и величайшею кротостью. Если же по справедливости ему, как епархиальному начальнику, нужно было наказать кого-то выговором, то он поручал это сделать ключарю собора, как бы боясь нарушить тот закон любви, которым он неуклонно руководился в своей жизни и пастырской деятельности.
Служение Преосвященного Феофана в святительском сане, благодаря высоким личным качествам, обещало дать много добрых плодов Святой Церкви. Но ему, как епархиальному архиерею, неизбежно приходилось заниматься совсем не сродными его сердцу делами. Поэтому всё сильнее и настойчивее стала утверждаться в нём мысль об удалении на покой от дел епархиального управления и об избрании для себя такого места жительства, где бы он беспрепятственно мог отдаться молитве и богомыслию. Ещё в бытность свою на Тамбовской кафедре он облюбовал себе такое место - Вышенскую пустынь, о которой не раз говаривал: "Нет места лучше, как Выша". Сюда-то и устремилась мысль святителя, когда он задумал окончательно удалиться от многих не близких его созерцательной душе обязанностей по епархиальному управлению.
Когда в 1866 году в Синоде было получено от Преосвященного прошение об увольнении "на покой" простым иноком в Вышенскую пустынь, присутствующие члены Синода невольно пришли в недоумение и, не зная, как поступить с этой просьбой, прежде всего просили первенствующего члена Синода митрополита Исидора частно переписаться с просителем и узнать, что заставляет его принять такое решение.
В своём ответном письме Преосвященный Феофан объяснил, что под словом "покой" он совсем не имел мысли о ничегонеделании, а что, и по увольнении от епархиальнаго управления, желает так же неленостно трудиться для Православной Церкви, но только "иначе", а именно посредством своих ничем внешним не отвлекаемых трудов по изъяснению Священного Писания. При этом святитель с полною откровенностью признаётся, что он давно лелеял в своей душе мечту посвятить себя исключительно духовным подвигам и созерцательной жизни в тиши уединения. Приняв во внимание такое объяснение, Святейший Синод уважил просьбу Преосвященного, и он был назначен настоятелем Вышенской пустыни.
Прибыв в Вышу, Преосвященный Феофан прежде всего сложил с себя должность настоятеля пустыни, предпочитая всё время оставаться здесь в простом звании инока. Первые шесть лет пребывания в пустыни святитель-инок посвятил как бы подготовке себя к тому высокому подвигу, к которому намерен был с течением времени перейти, заключив себя в затвор. Он наравне с братиею постоянно ходил в церковь на все монастырские богослужения. В воскресенья и праздничные дни сам служил соборно с архимандритом и монашествующими. Поучений, однако, не произносил, но самое служение его пред престолом Божиим, по свидетельству вышенских иноков, было для всех живым поучением.
В 1872 году святитель Феофан своими руками устроил у себя в келиях малую церквицу, отделив для неё часть наибольшей из комнат - гостиной, где и стал совершать все церковные службы совершенно один, без сослужащих. Наложив на себя великий подвиг строгого затвора, он, кроме настоятеля пустыни архимандрита Аркадия, своего духовника игумена Тихона и келейника, никого уже не принимал. 10 лет святитель-затворник служил Литургию в своей келейной церкви по воскресным и праздничным дням, а в последние 11 лет ежедневно. На вопрос одного из ближайших своих почитателей, как он служит Литургию один, святитель ответил: "Служу по служебнику, молча, а иногда и запою..." Но если смолк живой голос святителя для лиц, имевших когда-то личное и непосредственное общение с ним, то ещё плодотворнее стал он влиять на людей своими богомудрыми творениями и ответными письмами. Кто бы ни обращался к нему за советом и разъяснениями по вопросам духовной жизни, он никому не отказывал в своём письменном руководстве.
Частная переписка святителя с его многочисленными корреспондентами была для него как бы только "подельем", как он нередко выражался. Главная же и наиболее существенная его цель при трудах писания состояла в том, чтобы обогатить нашу богословскую и аскетическую литературу сочинениями и переводами святоотеческих творений. В них у нас чувствовался большой недостаток. И святитель-подвижник том за томом выпускал свои учёные труды, так что во время затвора им напечатано было свыше трёх тысяч печатных листов.
В чём состояла и как протекала собственно внутренняя, духовная жизнь святителя в течение 22 лет затвора, не было доступно наблюдению лиц посторонних и для всех осталось сокровенной тайной. Единственным живым свидетелем, с которым подвижнику по необходимости приходилось иметь некоторое личное сношение, был его келейник Евлампий. Но обязанности последнего ограничивались очень немногим. Каждый день по особому условному стуку он являлся из своей комнаты, помещавшейся в нижнем этаже покоев Владыки, чтобы подать ему чашку кофе и обед, который в скоромные дни состоял из одного яйца и стакана молока, а в четыре часа вечера принести чашку чаю, чем и ограничивалось дневное пропитание подвижника. На обязанности того же келейника лежала забота - с вечера приготовить всё нужное для совершения святителем ранней Литургии, а именно: просфоры, красное вино, ладан и прочее.
В последние годы у святителя-затворника от постоянных и напряжённых занятий письменными работами стало падать зрение, но он продолжал по-прежнему трудиться. Всё в том же строгом порядке было распределено у него время. Только с 1 января 1894 года, за пять дней до кончины святителя, этот ежедневный порядок его жизни несколько расстроился. Не всегда в определённое время святитель давал условный знак о времени чая или обеда.
Накануне праздника Богоявления, чувствуя слабость, Владыка попросил своего келейника помочь ему пройтись по комнате. Тот провёл его под руки несколько раз, но немощный Владыка, утомившись, отослал его, а сам лёг в постель. Однако на другой день, в храмовый праздник своей келейной церкви в честь Богоявления Господня, он ещё в силах был отслужить Божественную Литургию и кушал чай, но к обеду не давал условного знака долее обыкновенного. Келейник, заглянув в рабочий кабинет святителя и увидев, что он сидит и что-то пишет, не захотел его беспокоить. Окончив письмо уже около двух часов пополудни (Владыка обычно кушал в час), епископ Феофан подал знак. Келейник, услышав стук, принёс ему обед. Но обычная порция оказалась велика: святитель вместо целого яйца скушал только половину и вместо целого стакана молока выпил только полстакана. Не слыша стука к вечернему чаю, келейник снова заглянул в комнату затворника. Это было в пятом часу вечера. Владыка лежал на кровати, глаза его были закрыты, левая рука спокойно лежала на груди, а пальцы правой сложены как бы для архиерейского благословения... Тихо подойдя к койке, келейник увидел, что Преосвященный труженик почил о Господе...
Кончина святителя последовала на семьдесят девятом году его жизни 6 января 1894 года. Торжественное отпевание почившего совершено Преосвященным Иеронимом, епископом Тамбовским, в Казанском соборе Вышенской пустыни. Мощи святителя были положены в правом Владимирском приделе этого храма.
Канонизация святителя Феофана состоялась на Поместном Соборе Русской Православной Церкви , посвящённом 1000-летию Крещения Руси.
Сейчас мощи святителя Феофана, Затворника Вышенского, покоятся в храме преподобного Сергия Радонежского (село Эммануиловка Рязанской области, недалеко от Выши). В том же храме находится чудотворный образ Казанской (Вышенской) Божьей Матери.
Святитель Феофан, посвятив себя поискам пути к Вечной жизни, показал этот путь и последующим поколениям в своих богословских трудах.
Святитель Спиридон Тримифунтскии родился в конце III века на острове Кипр. О его жизни сведений сохранилось мало. Известно, что он был пастухом, имел жену и детей. Все свои средства он отдавал на нужды ближних и странников, за это Господь вознаградил его даром чудотворения: он исцелял неизлечимо больных и изгонял бесов. После смерти жены, в царствование императора Константина Великого, его хиротонисали во епископа Кипрского города Тримифунта. В сане епископа святитель не изменил своего образа жизни, соединив пастырское служение с делами милосердия. По свидетельству церковных историков, святитель Спиридон в 325 году принимал участие в деяниях I Вселенского СобораСведения. На Соборе святитель вступил в состязание с греческим философом, защищавшим ариеву ересь. Простая речь святителя Спиридона показала всем немощь человеческой мудрости перед Премудростью Божией: "Слушай, философ, что я буду говорить тебе: мы веруем, что Всемогущий Бог из ничего создал Своим Словом и Духом небо, землю, человека и весь видимый и невидимый мир. Слово это есть Сын Божий, Который сошел ради наших грехов на землю, родился от Девы, жил с людьми, пострадал, умер для нашего спасения и затем воскрес, искупив Своими страданиями первородный грех, и совоскресил с Собою человеческий род. Мы веруем, что Он Единосущен и Равночестен со Отцем, и веруем этому без всяких лукавых измышлений, ибо тайну эту постигнуть человеческим разумом невозможно". В результате беседы противник христианства сделался его ревностным защитником и принял святое Крещение. После разговора со святым Спиридоном, обратившись к своим друзьям, философ сказал: "Слушайте! Пока состязание со мною велось посредством доказательств, я выставлял против одних доказательств другие и своим искусством спорить отражал всё, что мне представляли. Но когда, вместо доказательства от разума, из уст этого старца начала исходить какая-то особая сила, доказательства стали бессильны против нее, так как человек не может противиться Богу. Если кто-нибудь из вас может мыслить так же, как я, то да уверует во Христа и вместе со мною да последует за этим старцем, устами которого говорил Сам Бог". На том же Соборе святитель Спиридон явил против ариан наглядное доказательство Единства во Святой Троице. Он взял в руки кирпич и стиснул его; мгновенно вышел из него вверх огонь, вода потекла вниз, а глина осталась в руках чудотворца. "Се три стихии, а плинфа (кирпич) одна, - сказал тогда святитель Спиридон, - так и в Пресвятой Троице - Три Лица, а Божество Едино". Святитель с большой любовью заботился о своей пастве. По его молитве засуха сменялась обильным животворящим дождем, а непрерывные дожди - вёдром, исцелялись больные, изгонялись демоны. Однажды к нему пришла женщина с мертвым ребенком на руках, прося заступничества святого. Помолившись, он вернул младенца к жизни. Мать, потрясенная радостью, упала бездыхаиной. Но молитва угодника Божия вернула жизнь и матери. Как-то, спеша спасти своего друга, оклеветанного и приговоренного к смерти, святитель был остановлен в пути неожиданно разлившимся от наводнения ручьем. Святой приказал потоку: "Стань! Так повелевает тебе Владыка всего мира, дабы я мог перейти и спасен был муж, ради которого спешу". Воля святителя была исполнена, и он благополучно перешел на другой берег. Судья, предупрежденный о происшедшем чуде, с почетом встретил святого Спиридона и отпустил его друга. Известен из жизни святителя и такой случай. Как-то он зашел в пустую церковь, повелел возжечь лампады и свечи и начал Богослужение. Провозгласив "Мир всем", он и диакон услышали в ответ сверху раздавшееся "великое множество голосов, возглашающих: "И духови твоему". Хор этот был велик и сладкогласнее всякого пения человеческого. На каждой ектении невидимый хор пел "Господи, помилуй". Привлеченные доносившимся из церкви пением, к ней поспешили находившиеся поблизости люди. По мере того, как они приближались к церкви, чудесное пение всё более и более наполняло их слух и услаждало сердца. Но, когда они вошли в церковь, то не увидели никого, кроме епископа с немногими церковными служителями, и не слыхали уже более небесного пения, от чего пришли в великое изумление". Святой Симеон Метафраст, описатель его жития, уподоблял святого Спиридона Патриарху Аврааму в добродетели гостеприимства. "Надобно знать и то, как он принимал странников", - писал близкий к монашеским кругам Созомен, приводя в своей "Церковной истории" удивительный пример из жизни святителя. Однажды по наступлении Четыредесятницы в его дом постучался странник. Видя, что путник очень утомлен, святой Спиридон сказал дочери: "Обмой-ка ноги этому человеку, да предложи ему поесть". Но ввиду поста не было сделано нужных запасов, ибо святитель "вкушал пищу только в определенный день, а в прочие оставался без пищи". Поэтому дочь ответила, что в доме нет ни хлеба, ни муки. Тогда святой Спиридон, извинившись перед гостем, приказал дочери поджарить бывшее в запасе соленое свиное мясо и, усадив за стол странника, принялся за трапезу, "убеждая того человека подражать себе. Когда же последний, называя себя христианином, отказался, - тот прибавил: "Тем менее не надобно отказываться, ибо Слово Божие изрекло: "Вся чиста чистым" (Тит. 1,15)". Другая история, сообщенная Созоменом, также весьма характерна для святителя: у святого был обычай из собранного урожая одну часть раздавать бедным, а другую отдавать нуждающимся в долг. Сам он лично ничего не давал, а просто показывал вход в кладовую, где каждый мог взять, сколько нужно, и потом возвратить таким же образом, без проверки и отчета. Известен также рассказ Сократа Схоластика о том, как воры решили похитить овец святого Спиридона: глубокой ночью забрались они в овчарню, но тут же невидимой силой оказались связанными. Когда настало утро, святой пришел к стаду и, увидев связанных разбойников, помолившись, развязал их и долго уговаривал оставить беззаконный путь и добывать пропитание честным трудом. "Потом, подарив им по овце и отпуская их, ласково сказал: пусть же не напрасно вы бодрствовали". Часто уподобляют святого Спиридона пророку Илии, ибо так же по молитве его во время засух, часто угрожавших острову Кипр, шел дождь. Все житие святителя поражает удивительной простотой и силой чудотворения, дарованной ему от Господа. По слову святителя пробуждались мертвые, укрощались стихии, сокрушались идолы. Когда в Александрии Патриархом был созван Собор ради сокрушения идолов и капищ, по молитвам отцов Собора пали все идолы, кроме одного, самого почитаемого. Патриарху в видении было открыто, что идол этот остался для того, чтобы быть сокрушенным святителем Спиридоном Тримифунтским. Вызванный Собором святитель сел на корабль, и в тот момент, когда корабль пристал к берегу и святитель ступил на землю, идол в Александрии со всеми жертвенниками повергся в прах, чем возвестил Патриарху и всем епископам приближение святителя Спиридона.
В праведности и святости прожил святой Спиридон земную жизнь и в молитве предал душу свою Господу
Отправлено: 28.12.07 19:26. Заголовок: Житие и подвиги пре..
Житие и подвиги преподобной матери нашей Феодоры, подвизавшейся в мужском образе
память - 11 сентября(по ст. стилю) "Очи Господа в десять тысяч крат светлее солнца, и взирают на все пути человеческие, и проникают в места сокровенные. Ему известно было все прежде, нежели сотворено было" (Сирах.23:27-29). [more]Не знала сей истины Феодора, знатная женщина, жившая в Алексадрии1. Она поверила врагу – диаволу, тайно внушавшему и убеждавшему, будто грех, сотворенный во тьме, – грех, коего не видит солнце, не будет узнан Богом. Но когда она по собственному опыту уразумела, что перед Богом ничто не может утаиться, о, сколь великое покаяние проявила тогда она!
Честно живя в супружестве с своим мужем, Феодора впала в такое искушение. Один богатый человек, молодой и легкомысленный, побуждаемый диаволом, возымел на нее вожделение и всячески старался склонить ее к прелюбодеянию: посылал ей ценные подарки, обещал еще более дорогие, прельщал и словами. Но не будучи в состоянии сам что-либо сделать, он нанял одну искусительницу – волшебницу, чтобы она прельщала целомудренную Феодору, склоняя ее к замышленному им злому делу. И вот эта искусительница, имея пособником сатану, улучила удобное время и стала говорить Феодоре и от юноше.
Феодора же сказала:
– О, если бы мне избавиться от сего человека, который уже давно беспокоит меня! Если я послушаюсь его, то само солнце, светящее на нас, будет пред Богом свидетелем греха моего!
– В таком случае, – посоветовала соблазнительница, – когда зайдет солнце и настанет темная ночь, ты в сокровенном месте исполни желание юноши, и никто не узнает дела вашего и не будет свидетеля пред Богом, ибо ночь глубока и тьма всё покроет.
Феодора сказала:
– О, хорошо было бы, если бы Бог не узнал греха, творимого ночью!
– Так и будет, – отвечала искусительница, – ибо Бог видит только те грехи, которые освещает солнце, а то, что делается во тьме, как Он может видеть?
Феодора, как женщина молодая, простодушная и неопытная, поддалась таким прельщениям искусительницы; много помогло и бесовское искушение, ибо сила его велика, природа же наша склонна к страстям и сила наша немощна. Итак, Феодора послушалась лукавого совета и совершила во тьме ночной беззаконие. Но с появлением утренней зари, в сердце ее немедленно воссиял свет милосердия Божия: ибо, сознавши грех свой, она стала сокрушаться, бить себя по лицу, рвать волосы, стала стыдиться самой себя, сама себе стала противна. Так милосердие Божие, не хотящее смерти грешника, ради прежнего ее целомудрия, подвигло ее к скорому покаянию и исправлению; ибо Бог попускает иногда человека на некоторое падение, дабы человек восставши проявил еще больший подвиг и исправление, и еще большее усердие к Богу, прощающему грехи.
Сожалея и плача о содеянном грехе, Феодора старалась хоть немного успокоить себя, думая:
– Не ведает Бог греха моего; впрочем, если и не ведает, то и тогда стыд мне и горе.
Стараясь успокоить скорбь свою, Феодора пошла в один женский монастырь к игумении, с которой была знакома. Видя ее скорбное лицо, игумения спросила:
– Что за печаль у тебя, дочь моя? Не обидел ли тебя муж?
Феодора отвечала:
– Нет, госпожа; но я сама не знаю, отчего у меня скорбит сердце.
Игумения, желая ее утешить, по внушению Духа Божия начала с нею душеполезную беседу и стала читать божественные книги. Когда же она читала одно слово (поучение, то дошл
Отправлено: 28.12.07 19:49. Заголовок: Житие и страдание св..
Житие и страдание святой великомученицы Варвары память-4 декабря (по ст.стилю)
[more]В царствование Максимиана1, нечестивого царя Римского, жил на Востоке, в Илиополе2, один человек знатного рода, богатый и знаменитый, по имени Диоскор, по происхождению и по вероисповеданию язычник. Он имел дочь Варвару, которую берег, как зеницу ока, ибо кроме нее не было у него больше детей. Когда она начала приходить в возраст, то становилась весьма красивою лицом, так что во всей той местности не было девицы, подобной ей по красоте, почему Диоскор соорудил для нее высокую и искусно устроенную башню, а в башне устроил великолепные палаты. В них он заключил дочь свою, приставив к ней надежных воспитательниц и служанок, ибо ее мать уже умерла. Сделал он это для того, чтобы такую красоту ее не могли видеть простые и незнатные люди, ибо он полагал, что глаза их недостойны видеть прекрасное лицо его дочери. Живя в башне, в высоких палатах, отроковица находила для себя утешение в том, что с этой высоты смотрела на горние и дольные создания Божии, – на светила небесные и на красоту земного мира. Однажды, взирая на небо и наблюдая сияние солнца, течение луны и красоту звезд, она спросила живших с нею воспитательниц и служанок:
– Кто сотворил это?
Также, взглянув на красоту земную, на покрытые зеленью поля, рощи и сады, на горы и воды, спросила:
– Чьею рукою все это создано?
Те сказали ей:
– Все это создали боги.
Девица спросила:
– Какие боги?
Служанки отвечали ей:
– Те боги, которых чтит твой отец и имеет в своем дворце – золотые, серебряные и деревянные – и которым поклоняется, – они создали все то, что перед твоими очами.
Слыша такие слова их, девица усомнилась и рассуждала сама с собою:
– Боги, которых почитает мой отец, деланы руками человеческими: золотых и серебряных сделал мастер золотых дел, каменных – каменосечец, деревянных – резчик по дереву. Как же эти сделанные боги могли создать такое пресветлое высокое небо и такую красоту земную, когда сами не могут ни ходить ногами, ни делать руками?
Размышляя таким образом, она часто и днем и ночью смотрела на небо, стараясь по творению узнать Творца. Однажды, когда она долго смотрела на небо и была объята сильным желанием узнать, кто сотворил такую прекрасную высоту, ширь и светлость неба, внезапно в сердце ее воссиял свет Божественной благодати и открыл умственные очи ее к познанию Единого Невидимого, Неведомого и Непостижимого Бога, премудро создавшего небо и землю. Она говорила себе:
– Един должен быть такой Бог, Которого создала не рука человеческая, но Сам Он, имеющий собственное бытие, рукою Своею создал все. Един должен быть Тот, Кто простер широту неба, утвердил основание земли и просвещает свыше всю вселенную лучами солнца, сиянием луны и блистанием звезд, а внизу – украшает землю различными деревьями и цветами и напояет реками
Отправлено: 03.01.08 18:27. Заголовок: Житие святого отца н..
Житие святого отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарийского память - 1 января (по стар.стилю)
[more]Житие святого отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарийского
Великий угодник Божий и Богомудрый учитель Церкви Василий родился от благородных и благочестивых родителей в Каппадокийском городе Кесарии1, около 330 года, в царствование императора Константина Великого 2. Отца его звали также Василием 3, а мать – Еммелией. Первая смена благочестия были посеяны в его душе благочестивой его бабкой, Макриною, которая в юности своей удостоилась слышать наставления из уст святого Григория Чудотворца 4 – и матерью, благочестивой Еммелией. Отец же Василия наставлял его не только в христианской вере, но учил и светским наукам, который ему были хорошо известны, так как он сам преподавал риторику, т. е. ораторское искусство, и философию. Когда Василию было около 14-ти лет отец его скончался, и осиротевший Василий два или три года провел с своею бабкою Макриною, невдалеке, от Неокесарии, близ реки Ириса 5, в загородном доме, которым владела его бабка и который впоследствии был обращен в монастырь. Отсюда Василий часто ходил и в Кесарию, чтобы навещать свою мать, которая с прочими своими детьми жила в этом городе, откуда она была родом.
По смерти Макрины, Василий на 17-м году жизни снова поселился в Кесарии, чтобы заниматься в тамошних школах разными науками. Благодаря особой остроте, ума, Василий скоро сравнялся в познаниях со своими учителями и, ища новых знаний, отправился в Константинополь, где в то время славился своим красноречием молодой софист Ливаний 6. Но и здесь Василий пробыл недолго и ушел в Афины – город, бывший матерью всей эллинской премудрости 7. В Афинах он стал слушать уроки одного славного языческого учителя, по имени Еввула, посещая вместе с тем школы двоих других славных афинских учителей, Иберия и Проэресия 8. Василию в это время пошел уже двадцать шестой год и он обнаруживал чрезвычайное усердие в занятиях науками, но в то же время заслуживал и всеобщее одобрение чистотою своей жизни. Ему известны были только две дороги в Афинах – одна, ведшая в церковь, а другая, – в школу. В Афинах Василий подружился с другим славным святителем – Григорием Богословом, также обучавшимся в то время в афинских школах 9. Василий и Григорий, будучи похожи друг на друга по своему благонравию, кротости и целомудрию, так любили друг друга, как будто у них была одна душа, – и эту взаимную любовь они сохранили впоследствии навсегда. Василий настолько увлечен был науками, что часто даже забывал сидя за книгами, о необходимости принимать пищу. Он изучил грамматику, риторику, астрономию, философию, физику, медицину и естественные науки. Но все эти светские, земные науки не могли насытить его ум искавший высшего, небесного озарения и, пробыв в Афинах около пяти лет Василий почувствовал, что мирская наука не может дать ему твердой опоры, в деле, христианского усовершенствования. Поэтому он решился отправиться в те страны, где жили христианские подвижники, и где бы он мог вполне ознакомиться с истинно-христианскою наукою.
Итак в то время как Григорий Богослов оставался в Афинах уже сам сделавшись учителем риторики, Василий пошел в Египет где процветала иноческая жизнь 10. Здесь у некоего архимандрита Порфирия он нашел большое собрание богословских творений, в изучении которых провел целый год упражняясь в то же время в постнических подвигах. В Египте Василий наблюдал за жизнью знаменитых современных ему, подвижников – Пахомия, жившего в Фиваиде, Макария старшего и Макария Александрийского, Пафнутия, Павла и других. Из Египта Василий отправился в Палестину, Сирию и Месопотамию, чтобы обозреть святые места и ознакомиться с жизнью тамошних подвижников. Но на пути в Палестину, он заходил в Афины и здесь имел собеседование со своим прежним наставником Еввулом, а также препирался об истинной вере с другими греческими философами.
Желая обратить своего учителя в истинную веру и этим заплатить ему за то добро, которое он сам получил от него, Василий стал искать его по всему городу. Долго он не находил его, но, наконец за городскими стенами встретился с ним в то время, как Еввул беседовал с другими философами о каком-то важном предмете. Прислушавшись к спору и не открывая еще своего имени, Василий вступил в разговор тотчас же разрешив затруднительный вопрос и потом со своей стороны задал новый вопрос своему учителю. Когда слушатели недоумевали, кто бы это мог так отвечать и возражать знаменитому Еввулу, последний сказал:
– Это – или какой-либо бог, или же Василий 11.
Узнав Василия, Еввул отпустил своих друзей и учеников, а сам привел Василия к себе, и они целых три дня провели в беседе, почти не вкушая пищи. Между прочим Еввул спросил Василия о том, в чем по его мнению, состоит существенное достоинство философии.
– Сущность философии, – отвечал Василий, – заключается в том, что она дает человеку памятование о смерти 12.
При этом он указывал Еввулу на непрочность мира и всех утех его, которые сначала кажутся действительно сладкими, но за то потом становятся крайне горькими для того, кто слишком сильно успел к ним привязаться.
– Есть на ряду с этими утехами, – говорил Василий, утешения другого рода, небесного происхождения. Нельзя в одно и тоже время пользоваться теми и другими – "Никто не может служить двум господам" (Мф.6:24), – но мы все-таки, насколько возможно людям, привязанным к житейскому, раздробляем хлеб истинного познания и того, кто, даже по собственной вине, лишился одеяния добродетели, вводим под кров добрых дел, жалея его, как жалеем па улице человека нагого.
Вслед за этим Василий стал говорить Еввулу о силе; покаяния, описывая однажды виденные им изображения добродетели и порока, которые поочередно привлекают к себе человека, и изображение покаяния, около которого, как его дочери, стоять различные добродетели 13.
– Но нам нечего, Еввул, – прибавил Василий, – прибегать к таким искусственным средствам убеждения. Мы владеем самою истиною, которую может постичь всякий, искренно к ней стремящийся. Именно, мы веруем, что все некогда воскреснем, – одни в жизнь вечную, а другие для вечного мучения и посрамления. Нам ясно об этом говорят пророки: Исайя, Иеремия, Даниил и Давид и божественный апостол Павел, а также Сам призывающий нас к покаянию Господь, Который отыскал погибшее овча, и Который возвращающегося с раскаянием блудного сына, обняв с любовью, лобызает украшает его светлою одеждою и перстнем и делает для него пир (Лк., гл.15). Он дает равное воздаяние пришедшим в одиннадцатый час, равно как и тем которые терпели тягость дня и зной 14. Он подает нам кающимся и родящимся водою и Духом то, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его 15.
Когда Василий передал Еввулу вкратце историю домостроительства нашего спасения, начав с грехопадения Адамова и закончив учением о Христе-Искупителе, Еввул воскликнул:
– О, явленный небом Василий чрез тебя я верую в Единого Бога Отца Вседержителя, Творца всяческих, и чаю воскресения мертвых и жизни будущего века, аминь. А вот, тебе и доказательство моей веры в Бога: остальное время моей жизни я проведу с тобою, а теперь желаю рождения от воды и Духа.
Тогда Василий сказал:
– Благословен Бог наш отныне и до века, Который озарил светом истины ум твой, Еввул и привел тебя из крайнего заблуждения в познание Своей любви. Если же ты хочешь, – как ты сказал, – жить со мною, то я объясню тебе, каким образом нам заботиться о нашем спасении, избавляясь от сетей здешней жизни. Продадим все наше имение и раздадим деньги нищим, а сами пойдем в святой град видеть тамошние чудеса 16; там мы еще более укрепимся в вере.
Раздав, таким образом, нуждающимся все имение свое и купив себе белые одежды, какие требо
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
пишите еще!
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
